— Вас уволят, если вы не сдадите отчеты? Или как правильно называется эта терминология?
Он поднял красивые серо-голубые глаза и улыбнулся.
— В первую очередь, я это делаю, чтобы помочь вам, Меган. Я все-таки не теряю надежды, что вы захотите поговорить о том, что вас беспокоит…
— Я разве говорила, что меня что-то беспокоит?
Он задумчиво приложил карандаш к губам и наклонил голову.
— То, что вы не хотите видеть друзей, переживающих за вас, о многом говорит.
— О чем же?
— О том, что вы думаете, будто одиночество спасет вас. Люди всегда совершают одну и ту же ошибку: превращаются в ракушку, закрываясь внутри, убегая от проблем, пряча их глубоко в себе, закапывая на самое дно сознания.
— Значит, я ракушка? — язвительно бормочу, поглядывая с любопытством на «одуванчика».
— Да, и ваша защитная раковина становится все толще, что не есть хорошо, я бы сказал, это приводит к самым разным последствиям.
— И каким?
Он наклоняется чуть ниже, а русые кучеряшки спадают на высокий лоб.
— Вы и сами прекрасно знаете.
Он говорит о попытки вскрыть вены? Да это и суицидом не назовешь — только подобие!
— Надо смотреть страхам в лицо, Меган.
По коже пробегает неприятный холодок от его слов.
— Джош Райли, хватит копаться в моей душе, от которой ничего не осталось: там пусто и не интересно.
Он садится в прежнюю позу и записывает что-то в блокнот, прикусывая щеку изнутри.
— Знаете, Меган, не зря я приходил все время. Почему же вы считаете, что там пусто? И как представляете душу?
Я выдыхаю и смотрю на сомкнутые пальцы, сжимающие и разжимающие хлопковое одеяло.
— Она раньше горела ярко, но потом погасла, как звезда. Звезды ведь умирают, вы знаете? — хмыкаю и смотрю на серое небо за окном. — Я всегда считала, что мне чертовски повезло: любимая профессия, приносящая хорошие деньги, тусовки, легкая жизнь, красивая одежда, посещение лучших салонов… Наверное, о таком мечтает почти каждая девушка. Но посмотрите, какие последствия? Я не могу взглянуть на себя в зеркало, боясь того, что увижу.
Произношу это на одном дыхании и поднимаю глаза на психолога, он внимательно слушает и что-то снова пишет в блокнот, прямо хочется отобрать и посмотреть, какие диагнозы он мне поставил. Наверное, шизофрению или типа того.
— Чего вы еще боитесь?
— Кошмаров, — шепчу сухими губами и облизываю их.
— Что вам снится?
Закрываю глаза и снова попадаю в зеркальную комнату.
— Чаще всего я вижу комнату с зеркалами, либо тот день, который… изменил все.
Джош Райли откладывает блокнот и карандаш в сторону.
— Есть два пути решения, Меган: первый, вы переступаете через страх и побеждаете его. Второй: побеждая страх, принимаете себя такой, какая вы есть. Помните «Красавицу и Чудовище»?
Начинаю дико хохотать до колик в животе. Он серьезно?
— Что вы хотите этим сказать?
— Чудовище не было чудовищем на самом деле, принца заколдовала колдунья, так ведь? Но его спасла Белль и любовь. Суть сказки такова: не важен внешний облик, а важен внутренний мир. Если человек красив внутри, он будет красив и внешне.
— Звучит очень банально и избито. Мир — не сказка, и чаще всего жизнь любит делать не самые приятные сюрпризы, мистер Райли. В руках у вас две конфеты: одна в красивой блестящей обертке, другая — в невзрачной. Люди выберут первую, но она не будет такой вкусной, как вторая. Может, мне надо было пойти учиться на психолога, как считаете?
Он расплывается в широкой улыбке, берет блокнот, карандаш и поднимается.
— Да, но обертку ведь всегда можно поменять, не так ли? И вкус тоже усовершенствовать. Главное — желание.
Джош Райли уходит, а я осознаю, что после разговора с ним чувствую себя легкой, словно перышко, а внутри зарождается угасший свет — это рождается новая звезда.
Глава 4. Настоящее
Нью-Йорк, США
Сегодня четырнадцатое июня — ровно год назад в этот летний день моя жизнь изменилась. Ровно год мой дом — это больница, а люди, с которыми я общаюсь — доктора и медсестры. Я не знаю, какая жизнь течет за стенами, потому что полгода борюсь за то, чтобы заново научиться ходить, улыбаться… жить. Ровно год…
Провожу ладонью по светлой гладкой поверхности двери, все не решаясь открыть ее. Я стою на ногах, и ничего не может быть лучше этого чувства. Конечно, без трости не обходится, но это большой прогресс — я могу сходить в туалет и покупаться без чьей либо помощи. Я МОГУ ХОДИТЬ! Только сначала… Сначала надо открыть эту чертову дверь и победить то, что сидит где-то глубоко внутри. Оновсе время наблюдает за мной, выжидает и тихо смеется. Но сегодня буду смеяться последней я.
Обхватываю позолоченную металлическую ручку и распахиваю дверь. Трость постукивает о светлую плитку ванной комнаты. Шаг. Еще шаг. И я вижу себя настоящую. Ставлю трость рядом и опираюсь руками о раковину, приближая лицо к зеркалу, почти касаясь носом.
Сперва я думала увидетьужасиз кошмаров… Но нет. Не все так плохо. Провожу пальцами по коротким черным прядям, по выпирающим ключицам, тонкой шее, шершавым губам и опускаю руку, разглядывая себя. Я изменилась, да… Если взять фотографию из прошлого и настоящего, можно увидеть двух разных людей.
Прошлая Меган блистала и сверкала, лучилась радостью, жизнью; настоящая — это какая-то ее малая часть. Единственное, что осталось прежним — ярко-зеленые глаза и земляничные губы. Все. Даже форма лица изменилась — скулы стали заметно отчетливее, а кожа из здорового бронзового оттенка превратилась в оливково-серый. Исхудавшая, изможденная и побитая жизнью малолетка из неблагополучной семьи, примерно так. Либо можно добавить еще, что эта школьница сидит на крэке. Из груди вырывается протяжный вздох…
— Что ж, привет, настоящая я. Вот мы и встретились спустя год, — шепчу отражению. — Все не так плохо, знаешь ли, но спа и солнце тебе не помешает. А еще уход за волосами… Даже поганка выглядит лучше, чем ты, но кто сказал, что так будет вечно?
Губы превращаются то ли в улыбку, то ли в ее подобие, а я опускаюсь на прохладный пол, упираясь головой о плитку.
Я сделала это. Джош Райли может гордиться своей работой. «Одуванчик» оказался прав — принятие себя важный шаг. Нооноеще не сдалось, притихло, но не сдалось, нет.
— Но когда-нибудь ты сдашься… — хмыкаю, глядя на светлую плитку, аоноулыбается и уходит в тень, бросая: «Посмотрим, Меган…»
До встречи с Райли у меня есть примерно час. Поднимаюсь на крышу и открываю дверь. Об этом месте мне тоже сказал «одуван»: здесь находится небольшая зона отдыха, пара лавочек, кадки с растениями и прекрасный вид на Нью-Йорк и закаты… или рассветы. В любом случае, крыша спасает меня от ненавистных четырех стен, в которых я до сих пор заперта. Присаживаюсь на одну из лавочек, ставлю рядом трость и смотрю на чистое голубое небо — сегодня в Нью-Йорке жара, а теплый ветер приятно обдувает кожу. Надо бы чаще выбираться сюда, и ногам не помешают прогулки. Пока я передвигаюсь со скоростью черепахи, да и она опережала бы меня, но… Все поправимо. Время. Надо только время.
Остаюсь один на один с мыслями. Хотя я почти все время одна, не считая надоедливого «одувана», Мориса и медсестер. Но они ведь не друзья — я просто их клиент… Сумасшедший пациент, если точнее.
Думаю о своей квартирке в Сохо. Кто за ней следит? Скорее всего, Энди…
А как же домик в Лондоне? Прошел год, как туда никто не наведывался. Надеюсь, миссис Фостер следит за ним. Надо бы ей позвонить.
На самом деле, я должна многим позвонить.
— Звонки в прошлое… — бормочу под нос и улыбаюсь, глядя на высотки из стекла и железобетона, поблескивающие на солнце и кидающие блики.
Так многое надо сделать, а я парюсь в этой Преисподней. Странно, что еще не пожаловала Микаэлла с контрактом в руках и угрозами, как черт из табакерки. Удивительно. Думаю, его «заморозили», но встреча с ней неизбежна — возвращаться в мир глянца я не намерена, поэтому, придется столкнуться с новой головной болью и проблемами. Ведь контракт еще на три года, а с учетом «отпуска» — жаль только не на Таити или еще куда, а в Ад — он продлен на целых четыре. Прекрасно.