Дыхание Дафны сбивается. Она так ясно видит это: Беатрис, выжидающую до свадьбы, чтобы явить свою силу во всей красе. Конечно. Она всегда любила драматизм.
— Беатрис сделала это, — смеётся Дафна. — Беатрис наслала звёздный дождь. На Селларию.
— Мы пришли к тому же выводу, — кивает Элодия. — И если это правда, то, скорее всего, она вернётся в Бессемию при первой возможности.
— Да, — Дафна вспоминает свои последние слова сестре: Встретимся в Хапантуале. Вместе.
— И что ты планируешь делать, когда она вернётся?
Радость в груди Дафны слегка меркнет. Есть ли у них план? До сих пор она лишь пыталась выжить — спасти себя, Байра, Клиону. Но с Беатрис всё изменится. Вместо обороны они смогут перейти в наступление.
— План пока в разработке, — говорит она, а в голове уже складываются новые схемы. Если у Беатрис есть сила звёзд... Что она вообще не сможет? Но мать уже сковала её силу однажды — сможет и снова. Значит, понадобится запасной план. И запасной для запасного — с императрицей лучше перестраховаться.
— В чём бы ни заключался твой план, ты можешь рассчитывать на нашу помощь, — мать Ипполина обводит рукой комнату, где монахини и куртизанки стоят плечом к плечу.
Дафна улыбается. Даже в самых страшных снах мать не могла представить, что её ждёт.
Беатрис
Беатрис просыпается от лунного света, льющегося через окно. Ее тело будто налито свинцом — настолько тяжелое, что она едва может пошевелиться, только открыть глаза и медленно моргнуть. Головная боль, вспыхивающая при этом, настолько мучительна, что на мгновение ей даже хочется, чтобы смерть забрала ее — лишь бы это прекратилось. Она снова закрывает веки, пытаясь пробиться сквозь боль и вспомнить, как оказалась здесь.
Обрывки вчерашнего вечера складываются воедино: свадьба, превратившаяся в переворот, а затем в чудо; желание, которое, как она была уверена, убьет ее, но, похоже, не убило.
Несмотря на отчаянную мысль, промелькнувшую ранее, она рада, что осталась жива. Ей еще так много нужно сделать, прежде чем покинуть этот мир, и, если звезды захотят забрать ее раньше, им придется тащить ее силой — пинающуюся и кричащую.
— Скоро пройдет, — вторгается в ее мысли чей-то голос, и она машинально открывает глаза. Боль снова накатывает, смешиваясь с недоумением, когда она видит незнакомку, стоящую у ее кровати. У женщины густые темно-каштановые волосы и серебристые глаза, сверкающие в лунном свете.
Беатрис мгновенно напрягается, хотя ее настороженность слегка смягчает мысль: если бы эта женщина хотела ее смерти, она могла бы убить ее во сне.
Но перед ней все равно тронутая звездами — в землях, где еще совсем недавно этого было достаточно, чтобы оказаться в тюрьме или могиле.
— Кто ты? — хрипит Беатрис.
Губы незнакомки искривляются в подобие улыбки, но в ней нет тепла.
— Меня зовут Аурелия, — говорит она. — Удивительно, что мы до сих пор не встретились, учитывая, как много я о тебе знаю.
Аурелия. Имя знакомое, но Беатрис нужно мгновение, чтобы вспомнить, где она его слышала… или, скорее, видела. В письме, найденном в лаборатории Найджелуса — том самом, где автор называла Беатрис «ошибкой», которую нужно исправить, и обещала поступить так же с Дафной. Аурелия — имя эмпиреи из Фрива.
— Дай мне хоть одну причину не позвать на помощь, — говорит Беатрис.
Если Аурелия и удивлена её реакцией, то не подаёт вида. Вместо этого она поднимает руку, показывая флакон со звёздной пылью.
— Потому что крик только усилит твою головную боль, — говорит она. — И потому что, какой бы ад ты ни чувствовала сейчас, я могу его облегчить.
Довод убедительный — куда убедительнее, чем Беатрис хотелось бы признать. И всё же…
— Откуда мне знать, что это не яд? — спрашивает она.
Брови Аурелии взлетают вверх, и Беатрис едва сдерживает улыбку — хоть что-то эта женщина о ней не знает.
— Ты же велела Найджелусу убить меня. Так или иначе.
— А, — в глазах Аурелии мелькает понимание. — Ну, судя по всему, ты и сама неплохо справляешься. — Она наклоняет голову, разглядывая Беатрис с лёгким любопытством. — Это ты его убила?
Беатрис не обманывается её небрежным тоном, но сил лгать у неё нет.
— Да. Он пытался забрать мою магию, и это был единственный способ его остановить. Я не сожалею.
Аурелия смотрит на неё так, будто не вполне верит, но через мгновение кивает.
— Он был напыщенным дураком, но эмпиреев в этом мире и так мало. Со всеми его недостатками… я считала его другом.
Тишина. Беатрис прерывает её первой.