«Бриэль», — повторяет Беатрис. — «Признаюсь, мы с сестрой ещё не обсуждали, кто займёт место нашей матери». Как только слова срываются с её губ, сопровождаемые неуверенными взглядами и тишиной, Беатрис понимает, что это промах. Она спешит исправиться. — «Но мы обе верны Бессемии».
«Вы сейчас так говорите, но разве вы не поддерживали замыслы своей матери, пока не поняли, что они затронут вас лично?» — спрашивает Бриэль.
Теперь Бриэль действительно раздражает, хотя, подозревает Беатрис, это потому, что в её словах слишком много неприятной правды.
«Позвольте мне вмешаться», — говорит Паскаль с другого конца стола, впервые заговорив с тех пор, как они сели. — «Мне посчастливилось познакомиться с обеими оставшимися принцессами Бессемии, и как человек, который на собственном опыте видел, каким ужасным может быть правитель, я хотел бы рассказать вам о верности, которую Беатрис и Дафна проявляли в последние месяцы.
Говорят, что принцесса Дафна больше всех похожа на императрицу, и я считаю, что во многом это правда. Она так же хитра и умна, как её мать, но, хотя Дафна не дарует свою верность легко, когда она это делает, её преданность непревзойдённа. Когда служанка Софронии бежала из осаждённого Темарина после казни Софронии и искала помощи у Дафны во Фриве, Дафна её предоставила. Даже когда королева Евгения хотела казнить девушку за измену, Дафна поддержала её, поверив словам служанки, а не королевы».
Беатрис знает, что это не совсем то, что произошло во Фриве, но не может не восхититься, как ловко Паскаль плетёт историю, держась достаточно близко к правде, но меняя детали, которые вызвали бы больше вопросов, чем ответов. И она знает, что суть его слов правдива — в итоге Дафна поверила Виоли больше, чем Евгении, и мало кто на её месте поступил бы так же. Она видит, как эта история волнует слушателей, ведь все они куда ближе по положению к служанке, чем к королеве.
«Что касается Беатрис», — продолжает Паскаль, поднимая свой бокал с ежевичным сидром в её честь. — «Как человек, которому посчастливилось заслужить верность Беатрис, я могу рассказать десятки историй о том, как она проявляла её, даже когда это дорого ей обходилось. Она освободила друга, несправедливо заточённого моим отцом. Она спасла меня от заточения в Братстве против моей воли после того, как мой кузен узурпировал мой трон. И даже сейчас, когда большинство людей, столкнувшись с такой угрозой от её матери, бежали бы из Бессемии как можно дальше, она здесь — идёт противостоять императрице, которая уже дважды пыталась её убить, чтобы спасти не только свою сестру, но и всех вас, независимо от того, осознаёте ли вы, в какой опасности находитесь».
Он замолкает, обводя взглядом стол, и поднимает бокал выше. «Бессемия будет благословлена, если любая из них займёт её трон», — говорит он. — «Так давайте выпьем за будущую императрицу Бессемии, кем бы она ни была. За будущую императрицу».
На мучительно долгий момент никто не шевелится. Затем Бриэль поднимает свой бокал. «За будущую императрицу», — говорит она.
Её слова разрушают чары молчания, нависшие над столом, и один за другим все поднимают свои бокалы. Включая, как замечает Беатрис, господина Керринга.
«За будущую императрицу».
Виоли
Пока Виоли силой воли заставляла свое ноющее болью тело подняться с постели, Леопольд разговаривал с собравшимися в деревне солдатами, где двумя днями ранее произошла схватка с бароном. Их ряды за ночь удвоились, поскольку весть разнеслась по окрестным городам и деревням, и те, кто готов был сражаться за Леопольда и Темарин, прибывали с любым оружием и доспехами, какие только смогли раздобыть. В итоге семьсот из них согласились выступить на Бессемию, а двести предпочли остаться в Темарине, чтобы продолжить борьбу против вторжения императрицы на родные земли.
Вплоть до самого отправления, незадолго до полудня, продолжали прибывать новые добровольцы — некоторые с радостью вскакивали на коней, чтобы присоединиться к батальону Леопольда. Ему даже пришлось отказать самым юным, установив правило, что воевать могут только те, кому исполнилось шестнадцать, хотя ограничений по полу для солдат не было.
Неудивительно, что Дейзи и Эстер — девушки, ограбившие арсенал, — рвались в ряды батальона. Их стойких братьев и сестру, Хелену, Луи и Сэма, сочли слишком юными, и они остались с родителями, но перед этим Леопольд смягчил их исключение, провозгласив их клятвенными защитниками деревни и посвятив в рыцари перед всеми.
Даже когда они двинулись на восток, к границе с Бессемией, люди тянулись к его войскам, словно их притягивало магнитом. В толпах, собиравшихся поглазеть на его проезд, раздавались крики: «Да хранят звезды короля Леопольда!» Многие тут же решали присоединиться к нему — вскакивали на коней или шли пешком, охваченные воодушевляющей надеждой, которую вселял Леопольд.