Виоли задумывается:
— Тогда мы впятером проберемся в город под прикрытием. Армии останутся в лесу, а мы спасем Дафну и разработаем план свержения императрицы без лишних жертв.
— Перевоплощения — это по мне, — одобрительно говорит Беатрис. — Но нужно надёжное укрытие, куда не дотянутся щупальца императрицы.
Виоли переглядывается с остальными, и Беатрис чувствует себя не в курсе.
— В чём дело?
— "Багровый лепесток", — отвечает Виоли.
Бордель, где работает мать Виоли, вспоминает Беатрис — то самое место, где ранее нашли помощь Эмброуз и Паскаль.
— Тогда выдвигаемся, как только будете готовы, — говорит она.
Виоли и Леопольд переглядываются: — Мы уже готовы.
Беатрис улыбается:
— Тогда едем.
Держись, Даф, — мысленно добавляет она. — Я уже близко.
Дафна
«Мы тебе наскучили, моя голубка?»
Дафна выпрямляется, моргая и оглядывая зал совета, где за большим дубовым столом во главе сидит её мать. Несмотря на непринуждённый тон её голоса и ласковое обращение в конце, тёмно-карие глаза императрицы кажутся остриём ножа, приставленным к коже. Остальные за столом тоже смотрят на неё — мадам Ренуар, генерал Урден, герцог Аллевю и матушка Ипполина, чей взгляд особенно многозначителен.
Дафна провела большую часть прошлой ночи с ней в Сестринстве, на этот раз позаимствовав одежду Клионы и тайком выбравшись в одиночку через вход для слуг, оставив Байра и Клиону прикрывать её, если потребуется. Дафна была удивлена, получив после ужина вызов от матушки Ипполины, полагая, что они будут ждать Беатрис, прежде чем что-то планировать, но матушка Ипполина встретила её с толстой стопкой бухгалтерских книг, которые Бланш, куртизанка, регулярно нанятая мадам Ренуар, сумела украсть из её кабинета.
Это привело к долгой ночи, проведённой за чтением цифр и собственными расчётами с помощью матушки Ипполины, пока Дафна не поняла, с чем именно имеет дело — герцог Аллевю был вправе возмущаться из-за сокращения его содержания. Судя по всему, это была наименьшая из проблем, которые мадам Ренуар скрывала с помощью хитроумной бухгалтерии и бесконтрольной власти.
Но теперь Дафна, которая за последние два дня спала не больше шести часов, изо всех сил старается не задремать на заседании совета, на которое её мать пригласила присутствовать — заседании, за которым она должна внимательно следить.
— Нисколько, — говорит Дафна, бросая матери смущённую улыбку. — Боюсь, моя травма всё ещё даёт о себе знать.
— Правда? — спрашивает мать, приподнимая брови. — Мой лекарь уверял меня, что ты само здоровье.
— Да, я пыталась сообщить своему телу об этом диагнозе, но, боюсь, у него свои планы, — отвечает Дафна. И только когда генерал Урден не сумел скрыть смешок, прикрыв его кашлем, и получил гневный взгляд императрицы, она осознала, что её тон оказался более язвительным, чем она намеревалась.
Мать смотрит на неё, её красные лакированные губы сжаты в лёгком недоумении.
— Возможно, тебе нужен отдых, моя голубка, — говорит она с заботой в голосе, которая звучит фальшиво. — Ты сейчас больше походишь на сестру, чем на саму себя, а ты знаешь, сколько раз мне приходилось выгонять её из совета за поведение. Не хотелось бы делать то же самое с тобой.
Мать не ошибается, думает Дафна. Беатрис была единственной, кто осмеливался перечить матери, тогда как Дафна и Софрония всегда тщательно следили за своими словами и тоном. Софрония — из страха перед вспышками гнева императрицы, а Дафна — из страха её разочаровать.
Но теперь императрица не разочарована в Дафне, она её подозревает, что гораздо хуже, поэтому Дафна отгоняет усталость на задворки сознания и тянется к чашке кофе, которую принёс слуга в начале заседания, хотя оставшаяся половина уже остыла. Она всё равно делает глоток.
— Я в порядке, — уверяет она мать. — И мне важно здесь присутствовать, не так ли? Если я однажды должна буду управлять собственной страной?
Это вызов, который слышит только её мать. Хотя императрица обещала Дафне, что та унаследует бессемианский трон, она пока не объявила её наследницей публично. И не объявит, знает Дафна, обещание матери стоит меньше пыли, но они продолжают вести свою игру, стараясь не споткнуться о ложь, которую они друг другу наговорили.
— Конечно, важно, — гладко отвечает императрица. — Но твоё здоровье превыше всего. Ты не сможешь управлять страной, если будешь мертва.
Слова звучат достаточно небрежно, и для всех за столом они кажутся просто оборотом речи. Только Дафна — и, возможно, матушка Ипполина — слышит в них угрозу.