— Мы отправим подробные записи в твои покои, — добавляет императрица. — Словно ты присутствовала всё время. Отдыхай, моя голубка, — говорит она, протягивая руку через стол, чтобы сжать ладонь Дафны. Дафна смотрит на руку матери, на её изящные пальцы с ухоженными ногтями, на золотые кольца, украшающие их, чуть теплее, чем кожа матери. Ей хочется отпрянуть от этого прикосновения, но где-то глубоко, очень глубоко внутри всё ещё таится часть её, которая хочет прильнуть к нему, насладиться этим малым проявлением ласки, какой бы постановочной она ни была.
Она мысленно встряхивает себя, мягко высвобождает руку из хватки матери и поднимается на ноги.
— Да, спасибо, мама. Пожалуй, мне стоит отдохнуть.
—
Дафна заходит в свои покои, оставив стражу у двери. Усталость окутывает её мысли и тяжелит каждое движение. Нужно лечь спать пораньше, решает она, даже если придётся пропустить ужин. Мир не рухнет за эти несколько часов. Прикрывая зевок, она направляется к двери спальни, по пути замечая Беатрис, сидящую на диване с чашкой чая на коленях.
— Привет, — бормочет Дафна, уже берясь за ручку, и вдруг замирает.
С тех пор как она вернулась в Хапантуаль, ей повсюду мерещатся сёстры. Их призраки особенно часто бродят здесь, в этих комнатах, где они провели столько лет вместе. Конечно, её уставший разум сейчас вызвал Беатрис — такую настоящую, что даже чувствуется тот неуловимый аромат амбры, который всегда витал вокруг неё, даже до того, как она купила свои первые духи.
Если обернусь, будет только больнее, думает Дафна. Увижу пустой диван. Лучше не смотреть, просто войти в комнату и уснуть — а вдруг во сне она встретит Беатрис и Софронию?
— Дафна.
Дыхание Дафны прерывается. За долю секунды она оборачивается и бросается к дивану, к Беатрис — настоящей, живой, — не обращая внимания на чашку, которая падает на пол, оставляя коричневое пятно на белом ковре.
Беатрис обнимает её крепко, прижимается лицом к её шее, и Дафна чувствует на коже слёзы сестры. А потом и сама начинает плакать.
— Тебе нельзя здесь быть, — шепчет она, помня о страже за дверью. — Безрассудная, импульсивная, глупая… — Но с каждым словом обнимает Беатрис всё крепче.
— Я тоже скучала, — тихо отвечает та. — Не могла больше терпеть. И я её не боюсь.
Дафна отстраняется, чтобы разглядеть лицо сестры — такое непохожее на то, каким она видела его в последний раз: Беатрис тогда садилась в Селларианскую карету в Немарийских лесах, в ярко-красном платье, с густым макияжем. Сейчас она выглядит так же измотанной, как и Дафна, будто давно не мылась. Рыжие волосы собраны в небрежную косу, а простое шерстяное платье местами поношено.
Но она здесь. Она жива.
— Ты никогда её не боялась, — говорит Дафна. — И это глупо.
Уголок губ Беатрис дрогнул в улыбке, и она приложила ладонь к щеке сестры.
— Пусть так. Я буду храброй и безрассудной, а ты — осторожной и хитрой. Против нас у неё не будет шансов.
Что-то среднее между смехом и рыданием вырвалось из груди Дафны.
— Мне столько нужно тебе рассказать…
— И мне тебе, — отвечает Беатрис. — Я отправила твоего мужа искать моего в «Багровом лепестке» и сказала, что приведу тебя, как только ты вернёшься.
Дафна покачала головой.
— Мама приставила ко мне слежку. Вчера, кажется, мне удалось уйти незамеченной, но я не настолько уверена, чтобы рисковать твоей жизнью, Трис.
— Пусть следит, — пожала плечами Беатрис. — У нас в лесу под Хапантуалем скрывается целая армия, ждущая приказа. Время прятаться и хитрить прошло. Пора показать ей, кого она воспитала.
Дафна смотрит на сестру, вглядываясь в лицо, знакомое ей как собственное, даже после месяцев разлуки. Кого она воспитала. Эти слова проникают в самое сердце, зажигая что-то внутри. Она кивает.
— И заставить её пожалеть об этом, — добавляет Дафна.
Беатрис
Беатрис и Дафна выбираются из дворца, обе одеты в серые шерстяные платья, какие носят служанки. Беатрис почти чувствует, будто время и не прошло вовсе — сколько раз они уже крались по потаённым коридорам, чтобы исследовать улицы Хапантуаля без ведома матери? Конечно, тогда с ними была Софрония, и теперь её отсутствие ощущается особенно остро — как ещё одно привидение. Не нужно даже спрашивать Дафну, чувствует ли она то же самое. Как она может не чувствовать?
Но они молчат, пока идут по узким переходам и безлюдным залам — не говоря ни о Софронии, ни о чём другом. Лишь когда они выходят на холодный ночной воздух, а полная луна заливает город серебристым светом, Беатрис наконец говорит:
— Жаль, что Софи нет с нами.