«Дафна?» - спрашивает голос. В последние несколько раз, когда она приходила в себя, обычно рядом был Байр, но сейчас она слышит не его голос, а голос матери.
Один только поворот головы вызывает боль в шее, но Дафна справляется. Ее мать сидит в кресле у кровати, все еще в платье, которое было на ней в последний раз, а ее иссиня-черные волосы собраны в простой узел на затылке. Насколько Дафна может судить, на ее лице нет косметики, из-за чего мать выглядит старше, чем обычно, но, несмотря на это, в тридцать пять лет ее мать не является старухой ни по чьим меркам, кроме, может быть, своих собственных.
Даже сквозь туман в голове Дафна понимает, что мать создала для нее эту иллюзию - образ обеспокоенной матери, бдящей у постели любимого ребенка, не заботясь о собственных нуждах и тщеславии. Это очаровательная иллюзия, но все же иллюзия. Дафна открывает рот, чтобы спросить, где Байр, но тут же закрывает его - мать не захочет этого услышать, а Дафне все еще нужно действовать осторожно. Тем более, что она не знает, сработало ли ее желание, вернулись ли к Беатрис силы. Встретимся в Бессемии, - сказала она Беатрис. Если желание сработало, она скоро увидит сестру.
Она решает задать другой вопрос, не менее насущный, чем местонахождение ее мужа.
«Что случилось?»
«Никто точно не знает, моя дорогая», - говорит императрица, наклоняясь вперед и беря одну из рук Дафны в свои. «Вчера поздно вечером в твои апартаменты зашла горничная, чтобы убедиться, что огонь в гостиной разведен правильно, и случайно увидела тебя через открытую дверь спальни, рухнувшей на пол перед окном. Твоя голова была в крови - похоже, ты каким-то образом ударилась ею о подоконник».
Дафна легко представила, как после загадывания желания рухнула на землю, ударившись головой при падении. Она машинально подносит пальцы к виску — раны нет, но кожа над бровью болезненно пульсирует.
— Врачу пришлось использовать обычную звёздную пыль, — замечает это движение императрица, брезгливо морщась. — Оказывается, ваш Варфоломей разрешает своей эмпирее разгуливать где и когда вздумается, так что как следует обработать рану было некому. Подумать только, будь травма серьёзнее — осталась бы со шрамом на всю жизнь.
Дафна не сомневается, что ее мать считает шрам на лице худшей участью, чем любая другая травма, которая могла бы ее постигнуть. Тем не менее информация о фривийской эмпирее вызывает больше опасений. «Аурелия все еще не вернулась ко двору?» - спрашивает она. «Где она?»
Императрица усмехается.
«Варфоломей не имел ни малейшего понятия, если ты можешь в это поверить. Не зря из военачальников получаются такие плохие короли, Дафна. Он понятия не имеет, что происходит при его собственном дворе».
Отчасти Дафна склонна согласиться с матерью - хотя Варфоломей всегда был добр к ней и старался править Фривом справедливо, она знает, что он очень недальновиден. Еще до того, как Дафна и ее мать ступили на порог замка, он был окружен врагами и не знал об этом.
Однако затянувшееся отсутствие Аурелии не даёт Дафне покоя. С тех пор, как та пыталась уговорить Клиону привести к ней Гидеона и Рида, о ней не было ни слуху ни духу.
Дафна понимала, что сначала Аурелия будет отсиживаться в тени — ведь её планы касательно мальчиков не имели ничего общего с приказами лорда Панлингтона, как она лгала Клионе. Но чтобы не появиться даже после смерти лорда? Это уже настораживает.
«Я позову доктора», - говорит мать, сжимая руку Дафны в последний раз, после чего отпускает ее и тянется к колокольчику у кровати Дафны, резко дергая за бархатную веревку. «Так что случилось?»
Дафна сглотнула. «Я не совсем помню», - говорит она, стараясь быть как можно ближе к правде. «Я спала, но помню, что проснулась и захотела принести дополнительное одеяло. Должно быть, я споткнулась, вставая с кровати». Она хмурится, как будто проверяя свою память. «Я точно помню, что споткнулась», - говорит она. «И ухватилась руками за подоконник, но, видимо, не успела поймать себя».
«Наверное, нет», - говорит императрица. «Какой досадный несчастный случай, но хорошо, что ты уже очнулась. Ты здорова? Я хочу, чтобы мы отправились в Бессемию после полудня».
Любое движение, даже вдох, отзывается в теле Дафны всепроникающей болью. Мысль о тряске в карете кажется невыносимой, но она подозревает: будь она на пороге смерти, мать всё равно не изменила бы планов.