— Дженни, кто это? — спрашивает солдат, подходя к стойке и опираясь локтями на навощённое дерево. Его взгляд скользит по Виоли, но не с подозрением — лишь с любопытством.
Джанеллия не поправляет его насчёт своего имени, вместо этого наклоняется под стойку и начинает отсчитывать кружки для двенадцати солдат и барона. Всего тринадцать.
— Моя кузина, — говорит она, выставляя кружки на стойку. — Вайолет недавно овдовела и живёт у меня, пока не встанет на ноги.
В военное время молодые вдовы — не редкость, и, как и ожидалось, солдат принимает это без вопросов.
— Нам как обычно, но поживее — барон сегодня не в духе.
Одна из кружек выскальзывает из пальцев Джанеллии и с грохотом падает на каменный пол, звук эхом разносится по таверне, привлекая внимание всех за столом барона. Джанеллия сглатывает, торопливо поднимает кружку, но, когда она выпрямляется, Виоли кладёт руку ей на плечо.
— Ох, кузина, тебе правда стоит отдохнуть в твоём состоянии, — говорит Виоли.
— Что с ней? — спрашивает солдат, прищурившись.
Виоли вызывает румянец на щеках и понижает голос до смущённого бормотания.
— Её месячные, господин, — говорит она. — Она выпила настойку от боли, но та не особо помогла, только вызвала тошноту.
Подозрительность солдата сменяется растерянностью, а затем неловкостью. Он откашлялся.
— Ты… как тебя зовут?
— Вайолет, — отвечает Виоли.
— Ты принесёшь нам эль — и следи, чтобы кружки весь вечер были полными. Справишься?
Виоли кивает.
— Я здесь новенькая, но в тавернах уже работала, — говорит она. — Сейчас подойду.
Солдат бросает взгляд на Джанеллию, затем снова на Виоли.
— Поторопись, — бросает он резко и уходит обратно к барону, наклоняясь, чтобы что-то шепнуть ему на ухо, вероятно, пересказывая разговор с Виоли.
Тревога скользит по её нервам — что, если он её узнает? Но даже если и узнает, это ничего не меняет. План зашёл слишком далеко, и она должна сыграть свою роль, чтобы Леопольд и остальные могли сделать своё. Она снова думает о том, как хрупок их план, как один человек может всё разрушить. И она твёрдо решает, что этим человеком не станет.
— Иди, — шепчет она Джанеллии. — Передай Леопольду, если сможешь, но береги себя.
Джанеллии не нужно повторять дважды. Она суёт пустую кружку в руки Виоли и торопливо скрывается за дверью, ведущей на кухню, оставляя Виоли одну с бароном и его солдатами, которые теперь смотрят на неё с нетерпением, но пока без настороженности. Пока.
Виоли принимается наполнять кружки элем из бочки, наблюдая, как тонкая переливчатая плёнка на дне каждой кружки растворяется в янтарной жидкости, а оставшийся радужный блеск скрывается под слоем шипящей белой пены.
Аптекарша, заспанная и растерянная, была ошеломлена, обнаружив, что Виоли, Леопольд, Хелена, Луи и Сэм пробрались к ней на кухню сразу после полуночи. Но когда Виоли объяснила, что ей нужно, женщина оживилась и с готовностью принялась помогать, достав флаконы с корнем жёлчи, сушёными морозными ягодами и ядом криптозмеи. Виоли с интересом следила, как аптекарша смешивает ингредиенты в ступке, кипятит их в котелке с водой над открытым огнём, а затем процеживает прозрачную жидкость в банку и передаёт её Виоли с инструкциями по применению.
Наполняя тринадцать отравленных кружек и ставя их на поднос, чтобы отнести к столу, Виоли беспокоится, что яда в каждой может быть недостаточно. Будь её воля, она бы не рисковала и удвоила дозу, но когда дело дошло до голосования, она оказалась единственной, кто выступал за то, чтобы убить их всех. Леопольд справедливо заметил, что барон будет ценнее как заложник, чем как труп, но Виоли это никогда не волновало. По её опыту с ядами, лучше переборщить с дозой и получить мёртвое тело, чем недодать и остаться с тринадцатью вооружёнными мужчинами, которые достаточно больны, чтобы понять, что их отравили, и достаточно в сознании, чтобы отомстить.
Виоли сосредотачивается на ощущении пистолета, пристёгнутого к бедру, пока каждый из мужчин берёт кружку эля с её подноса, обходя стол — слабое утешение, учитывая перевес сил. Последняя кружка предназначена барону, но, когда он тянется к ней, и его бледные пальцы обхватывают латунную ручку, их взгляды встречаются, и он задерживает взгляд.
— Мы раньше встречались, девочка? — спрашивает он. Его голос теперь едва узнаваем — не пьяный и не громкий, но от этого ещё более угрожающий.
— Нет, милорд, — отвечает Виоли, опуская глаза. — Я только вчера приехала, чтобы погостить у кузины.