— Ты что-то замышляешь, — тихо говорит Жизелла.
— Что я могу замышлять? — Беатрис закатывает глаза к небу, надеясь, что театральность жеста скроет её тайну, ту силу, что уже струится в её жилах. — Без магии, без оружия, вообще без чего бы то ни было?
Глаза Джизеллы сужаются, и она на мгновение задерживает на Беатрис пристальный взгляд.
— Мне нужно, чтобы ты мне доверяла, — говорит она по-прежнему тихим голосом.
Беатрис фыркает.
— Ты не можешь говорить это серьёзно. Ты дала понять, что убьёшь меня, как только кольцо твоего брата окажется на моём пальце.
— Разве? — переспрашивает Жизелла. — Когда? Когда я тебе это говорила?
Беатрис открывает рот, но тут же закрывает. Она уверена, что Жизелла говорила об этом. Та подтвердила, что императрица отдала приказ, даже обсуждала способы убийства… Но произносила ли она прямо, что собирается это сделать?
— Так ты отрицаешь, что моя мать приказала тебе убить меня? — спрашивает Беатрис, в то время как мысли путаются у неё в голове.
— Этого я не отрицаю, — отвечает Жизелла. — Но у меня нет преданности к твоей матери — не больше, чем была к тебе или Паскалю. И уж точно не больше, чем к моему брату.
Это застаёт Беатрис врасплох.
— Учитывая, какие усилия ты приложила, чтобы возвести его на трон Селларии, это не слишком обнадёживает.
Улыбка Джизеллы становится хрупкой, как тонкий лёд.
— И что мне это дало, Беатрис? — её голос звучит горько. — Быть брошенной в бессемианской тюрьме? Исполнять роль няньки для его строптивой невесты? Мы должны были возвыситься вместе, но он избавился от меня при первой же возможности — точно, как ты и предсказывала.
Беатрис вспоминает их разговор после того, как Николо был объявлен наследником Чезаре всего за несколько часов до смерти последнего. Как она предупреждала Жизеллу, что Николо предаст её, что чем выше она заберётся, тем больнее будет падение.
— Вчера ты намекала, что он строит с тобой планы, — продолжает Жизелла. — Я не стану спрашивать какие, знаю — ты не скажешь. В конечном счёте, это не имеет значения.
Беатрис знает, что не имеет, но совсем не по той причине, о которой думает Жизелла.
— Потому что у тебя свои планы? — догадывается она, складывая в голове фрагменты информации. — Многие при дворе недовольны Нико, но тебя на троне они примут ещё хуже.
Жизелла презрительно фыркает.
— Если бы я действовала в одиночку...
И тут последний пазл встаёт на место.
— Герцог Рибель, — произносит Беатрис, больше размышляя вслух, чем обращаясь к собеседнице. — Если вы сочетаетесь браком, это объединит силы. Единственное препятствие — Николо.
— И ты, — мягко добавляет Жизелла. — Если решишь вмешаться. Но ведь ты не собираешься?
За кажущейся небрежностью тона Беатрис слышит скрытую угрозу. Почти смешно — судьбы целых стран решаются не на полях сражений и не в тронных залах, а в таких вот тихих коридорах, между отчаявшимися женщинами, которым нечего терять.
— У меня нет причин доверять тебе, — холодно говорит Беатрис. — И множество причин не делать этого.
— Доверие не требуется, — парирует Жизелла. — Полагаю, твой план предполагает, что ты покинешь Селларию?
Беатрис лишь молча смотрит на неё, тщательно контролируя выражение лица. Через мгновение Жизелла вздыхает.
— Я рассчитываю, что ты никогда не вернёшься.
Молчание. Беатрис пытается понять, что же задумала её собеседница, но когда Жизелла поворачивается, чтобы позвать охрану и служанок, она находит в себе голос:
— Трон, за который ты борешься, не твой. Он принадлежит Паскалю.
Жизелла снова поворачивается к ней, ее взгляд острый словно кинжал.
«Если бы ему нужен был трон, ему следовало за него бороться», - говорит она. - «Но мы оба знаем, что он ему совсем не нужен, так почему бы ему не стать моим? Почему он или кто-то другой заслуживает его больше? Из-за крови? Во мне столько же королевской крови, сколько и в Николо. Потому что он мужчина?»
Она прищуривается. «Ну же, Беатрис, в душе мы с тобой одинаковы».
«Что, во имя звезд, заставило тебя в это поверить?» спрашивает Беатрис.
«Потому что мы хотим гораздо большего, чем то, для чего родились».
«Вряд ли это справедливое сравнение, учитывая, что я родилась, чтобы умереть», - замечает Беатрис.