После его слов повисает напряженная тишина. Беатрис видит, как некоторые мужчины в часовне нерешительно переминаются. То, что говорит Энцо — кощунство, и он это знает. В этом и суть. Потому что, если одних его слова коробят, другие кивают, видя в них отражение своих давних сомнений.
— Звезды не покинули Селларию, — раздается еще один голос, который Беатрис так отчаянно жаждала услышать, что теперь он пронзает ей сердце.
Толпа расступается перед Паскалем. Он идет по проходу к ней, одетый как слуга, с обнаженным клинком в руке.
Виоли
Когда солдаты барона связали запястья Виоли, ее охватили паника и ярость, но лишь на мгновение. На смену им пришло удовлетворение, когда солдаты обыскали кухню и не нашли ни кухарки, ни Джанелии. Удовлетворение перешло в самодовольство, когда барон приказал своим людям обыскать весь трактир и обнаружил, что он пуст.
Барон без колебаний стер самодовольство с ее лица - она до сих пор чувствует боль в подбородке, где один из его тяжелых перстней врезался в ее челюсть. Она не видит своего отражения, но чувствует припухлость и струйку крови, засохшую на коже.
«Где все?» - рычит барон, толкая ее на деревянный стул. Не владея руками, она едва не падает с него, но другой солдат оказывается рядом и грубо дергает ее за руки, закрепив их за стулом и едва не вывихнув ей при этом плечо.
Виоли не отвечает. Вместо этого она улыбается.
«Не понимаю, о чем вы, милорд», - говорит она, и голос ее звучит слащаво и простодушно.
Солдат подходит к барону и что-то шепчет — Виоли не разобрать.
— Обыскать деревню, — резко отрезает барон. — Каждый дом — сверху донизу. Согнать всех, от мала до велика, на площадь.
Солдат склоняет голову и торопится выполнить приказ, но у самого выхода барон останавливает его.
— Постой, — говорит он, и хотя слово адресовано солдату, барон не сводит глаз с Виоли, приближаясь к ней. Грубым движением он задирает подол её платья, обнажая пистолет у бедра, выхватывает его и демонстрирует солдату. — И тщательно обыскивать всех задержанных на предмет оружия.
Барон передаёт пистолет другому солдату, а первый исчезает за дверью.
— Ну что, генерал? — обращается барон к мужчине в мундире. — Это ваше?
Генерал бледнеет и коротко кивает.
— Один из пистолетов, похищенных из нашего арсенала, ваша светлость.
— Теми самыми ворами, которых вы так гордо объявили пойманными? — язвит барон. — Не верю, что этот пистолет у нее — просто совпадение.
Генерал прочищает горло, беспокойно переводя взгляд между Виоли и бароном.
— А… кто она, милорд?
Виоли и самой любопытно услышать ответ — кем, по его мнению, она является? Бывшая камеристка королевы Софронии кажется наиболее очевидным вариантом, но вряд ли только это объясняет столь жёсткий приём. Хотя, учитывая печально известную ненависть барона к герцогине Бруне, возможно, именно связь с ней и вызвала его подозрения.
— Неужели не узнаёте? — насмешливо протягивает барон. — Надеюсь, хоть у кого-то из вас хватило ума ознакомиться с последними донесениями из Хапантуаля?
Несколько солдат засуетились, обыскивая карманы и сумки, но именно барон в конце концов извлёк из рукава сложенный лист бумаги. Он развернул его, разгладил на столе и начал перебирать страницы. С того места, где стояла Виоли, ей были видны строки на бессемианском языке — мелькали слова «граница», «захвачен», «нападение».
Когда он нашел нужное, у Виоли похолодело внутри.
Перед ней был портрет — детальное изображение женщины, которую невозможно было не узнать. Сходство было не идеальным (художник явно преувеличил размер её ушей), но это определённо была она. Солдаты переводили взгляд с рисунка на Виоли, и в их глазах загоралось понимание.
— Я не подумал об этом, — пробормотал генерал, качая головой. — Конечно, я видел донесение, но там говорилось, что она и король Леопольд направляются в Селларию.
Виоли казалось, что хуже уже быть не может, но при упоминании Леопольда её охватил новый приступ тревоги. Неужели там есть и его портрет? Она тут же отогнала эту мысль — Леопольда в Темарине и так бы узнали, он это понимал и скрывался. А вот она, Виоли, всегда умела растворяться в толпе, становиться кем угодно — и именно это умение у неё сейчас отняли, оставив беззащитной, на виду, в ловушке.
— Ловкая ложь про работу во дворце, — усмехнулся барон. — Я почти поверил.
Виоли рассмеялась — не смогла сдержаться. Если это её последний козырь, она его разыграет, даже не зная, к чему это приведёт.