— Я давно стал гражданином мира, то есть космополитом, а если говорить языком античных римлян, то киником. Помните их девиз? Мир свой ношу у пояса. — Анджей невесело усмехнулся. — Было время, когда я мечтал об этом.
— Вы тогда жили в Советской России, не так ли? — поинтересовался Тэлбот.
Он внимательно вглядывался в благородные черты этого уже не слишком молодого человека, своего зятя, которого знал, главным образом, но его газетным репортажам.
— Да. И даже был какое-то время увлечен коммунистической идеей. Мне казалось, только коммунистическая Россия сможет избавить мир от фашизма. Мне и сейчас иногда кажется, будто в их идее есть что-то молодое, задорное и даже романтическое.
— И начисто отсутствует здравый смысл. — Тэлбот усмехнулся. — Как бы там ни было, я всегда интересовался этой страной, пытаясь понять ее народ. Как вы думаете, русские достойны того, чтобы мы, американцы, их поняли?
— Думаю, что да. Тем более коммунизм не вечен.
— Вот и я думаю примерно так же. — Тэлбот закурил сигарету и попросил официанта принести кофе по-неаполитански. — Наша пресса, напуганная коммунизмом, о котором знает не больше, чем мы с вами о цивилизации древних ацтеков, все сведения, поступающие из России, пропускает через специальный идеологический фильтр. Этому, кстати, мы научились у Сталина. Но его давно нет, а нынешняя Россия заслуживает, как мне кажется, иного обращения. Вы со мной согласны?
— Пожалуй, — сказал Анджей, прихлебывая обжигающе крепкий кофе.
— Я симпатизировал Хрущеву, но он меня быстро разочаровал, — продолжал Тэлбот. — Я считал его практичным человеком, а он вознамерился догнать Америку. И даже перегнать. Как ни странно, русские, мне кажется, верят этому всерьез. А сами продолжают сажать себе на шею все новых нахлебников. У русских, мне кажется, слишком много нахлебников.
— Польша никогда не была нахлебницей москалей, — вырвалось у Анджея. При этом его глаза недобро блеснули.
Тэлбот рассмеялся, откинувшись на спинку кресла.
— Мне нравится слышать такие речи от вас, мой дорогой космополит. Это говорит о том, что бесстрастность ваших репортажей происходит не от бесстрастности души, а от большого мастерства и также таланта. Я, признаться откровенно, не склонен доверять бесстрастным людям. — Тэлбот достал из внутреннего кармана пиджака пластмассовый конверт и протянул его Анджею. — Взгляните. Вам это может показаться интересным.
Перед Анджеем оказались три фотографии. С одной улыбался кудрявый белокурый мальчик лет шести. У него были умные, немного грустные глаза и ямочка на подбородке. Анджей машинально коснулся пальцем своего подбородка — на нем была точно такая же ямочка.
— Да, вы угадали, это ваш сын, — сказал Тэлбот, не спускавший взгляда со своего зятя. — Посмотрите на следующую фотографию.
Девочка была очень серьезна. Она надула свои пухленькие губки и, казалось, вот-вот расплачется.
— Она похожа на мою старшую дочь, которая осталась в России, — сказал Анджей и вспомнил маленькую Машку такой, какой она была накануне его ухода.
— Мой друг, она выросла и наверняка забыла отца, поэтому не стоит расстраиваться. Тем более что впереди вас ждет очень интересная работа. Но сначала взгляните на следующее фото.
Это была старая черно-белая фотография. На ней еще совсем юная Сьюзен обнимала хрупкого кудрявого юношу, чем-то похожего на него, Анджея, и он застенчиво улыбался ей в ответ.
— Они очень любили друг друга. — Лицо Тэлбота помрачнело. — Мне пришлось отправить Эдварда на фронт, хотя ему, как старшекурснику Йеля, полагалась отсрочка. Он погиб. Но я не виню себя в том. В Сью есть какая-то безудержность, которая меня очень пугает. К тому же она не признает никаких условностей. Эдвард во всем был покорен сестре. Я считаю, природа перепутала их пол. Надеюсь, мои внуки будут совершенно нормальными людьми.
— Ваши внуки будут стопроцентными американцами. — Анджей вздохнул и вернул Тэлботу конверт с фотографиями. — У гражданина мира не должно быть не только национальности, но и потомства тоже. Вы это хотите сказать?
— Нет, мой друг, на этот раз вы ошиблись. — Тесть протянул через стол руку и похлопал Анджея по плечу. — Напротив, я надеюсь на ваше участие в будущем этих двух крошек. Я, как вы понимаете, не вечен, ну а Сью… Кстати, она говорила вам, что провела несколько лет в психиатрической лечебнице?
— Да, она сказала мне об этом. На нее подействовала гибель брата.
— Может быть, и подействовала. — Тэлбот смотрел на бронзовых мужей над стойкой бара. — Я слышал, у Юлия Цезаря была эпилепсия. Надеюсь, в вашем роду все обстояло благополучно?