Он прожил несколько месяцев затворником, проводя время в своем кабинете окнами на сосновую рощу. За этот срок успел привязаться к детям, особенно к мальчику. Он рассказывал ему о войне, которую описывал через восприятие человека, желающего выжить во что бы то ни стало и ради этого готового на предательство и героизм. Это он пытался описать в романе.
Началась война во Вьетнаме, всколыхнувшая в Америке волну патриотизма. Анджей понял, что его роман не поймут, и сжег написанное в камине. Его вдруг потянуло туда, где сейчас было горячее всего и где жизнь воспринималась совсем иначе, чем в стране, рекламирующей жевательную резинку, противозачаточные средства и сигареты.
Он откровенно сказал об этом тестю.
— Мой дорогой Эндрю, вы поедете туда, но лишь с одним условием. — Тэлбот протянул к камину ноги, обутые в тапочки из оленьей кожи. За последние полгода он очень сдал и производил впечатление древнего старика. — Оно состоит в следующем: вы возвращаетесь из этого ада живым. Можете мне это пообещать?
И он внимательно посмотрел на зятя.
— Разве я похож на самоубийцу? — Анджей нервно рассмеялся. — К тому же я, кажется, на самом деле привязался к детям.
— Знаю. Запомните одно: Вьетнам — это та большая глупость, единственная польза которой для Америки заключается в том, что мы еще сильнее почувствуем себя единой нацией. Что произошло с русскими после войны с Гитлером. Поезжайте и постарайтесь, как всегда, остаться сторонним наблюдателем.
Он заболел во Вьетнаме лихорадкой, и его, полуживого, доставили в военный госпиталь на Гуаме. Врачи отчаянно боролись за его жизнь, а он, приходя в сознание, мечтал об одном — умереть. То, что он видел на этой войне, не просто потрясло, а заставило возненавидеть хомо сапиенс образца середины двадцатого столетия. Перед глазами стояли пылающие призрачным оранжевым пламенем джунгли и горящие на лету птицы. В бреду преследовал один и тот же кошмар — он убегает от зловещей черной тени вертолета, после которой остается покрытая пеплом земля. Когда угроза для жизни миновала, его транспортировали на военно-санитарном самолете в Америку. Тэлбот встречал Анджея в аэропорту и, целуя в давно не бритую ввалившуюся щеку, прослезился.
— Сынок, — сказал он, и ему изменил голос. — Я не должен был пускать тебя в эту преисподнюю. Прости меня, старого дурака.
Жизнь в большом старом особняке шла своим чередом. Дети теперь учились в школах-пансионах и домой приезжали только на каникулы. Анджей, придя в себя, запил и проводил много времени в своей холостяцкой квартире на Парк-авеню. Он не прикасался к пишущей машинке и очень часто проводил время в объятиях шлюх — занятия сексом притупляли рассудок. Почему-то снова потянуло в Россию.
Ведомству Павловского было известно о появлении в Москве Анджея Ковальского весной шестьдесят четвертого года. Выявление иностранных граждан и слежка за ними было одной из важнейших задач возглавляемого им отдела КГБ. Самому Павловскому было известно и то, кто такой Анджей Ковальский.
Хоть оттепель и близилась к концу, она еще не закончилась, и помешать американскому журналисту передвигаться свободно по Москве не мог даже сам председатель КГБ. Более того, Павловскому было известно, что Ковальский посетил Устинью, то есть Марью Сергеевну Соломину, и, выйдя от нее, поймал такси, которое отвезло его в «Метрополь» (о том, что Ковальский там жил, Павловский, конечно же, знал). Как доложили Павловскому, «объект» купил в баре бутылку виски «Белая лошадь» и два апельсина, после чего поднялся к себе в номер. Разумеется, его телефон прослушивался, и продиктованная им нью-йоркской стенографистке статья была записана на пленку и очень точно — подстрочно — переведена. Павловскому-человеку она понравилась. Однако Павловский-политик чувствовал приближение политической зимы и знал, что эта статья за океаном погоды не сделает. Тем более что доброжелательность Ковальского по отношению к Советскому Союзу носила человеческий, а не идеологический характер. В стране к тому времени уже достаточно окрепли новые политические силы, желавшие как можно скорей прикрыть узкий коридор общения между двумя соперничающими за мировое господство державами.