— Что ж, профессор, — продолжил Ливингстон, вдумчиво вглядываясь в своего нового пациента. Доктору становилось любопытно, как столь образованный и весьма высокопоставленный субъект очутился в госпитале для душевнобольных, — Расскажите-ка мне побольше о ваших… так называемых, исследованиях по части астральных переживаний, который вы продвигали. Скажите, когда вы начали замечать, что проявляете интерес к этой теме?
— О, вы об этой бессмыслице? — глаза Брайта выражали ложное равнодушие. Он туманно взглянул в окно на ухоженные сады, залитые лучами яркого солнца, — Я уже объяснял доктору Шервуду из Байберри о сущем недоразумении, которое имело место быть. Дело было так: я действительно проводил кое-какие эксперименты по части внетелесных путешествий, тестировал гипотезу. Выводы, к которым я пришёл в ходе исследований, вне всякого сомнения, не оказались достоверными. Я их не нарекал такими. Изучение же самого феномена я начал не более, чем из простого любопытства. Увы, специфичность темы сыграла свою роль. Моя работа была трактована не верно, а сам ход эксперимента был сочтён проявлением безумия. Знал же, не стоило и вовсе тратить время на эту ерунду. Посмотрите, где я очутился из-за этого! Поймите, доктор Ливингстон, шизофрения, дереализация, обсессии мне вовсе не присущи. Я хочу лишь одного: вернуться к своей прежней жизни.
Ливингстон внимательно смотрел на профессора из Дэлавера, который держался достаточно собранно, спокойно, особенно если предположить, что его рассказ содержит долю правды. Мог ли Брайт действительно провести два года в Байберри, не нуждаясь в этом? Это не исключено, однако что-то во всём виде Брайта подсказывало опытному доктору, что тот лукавит, говоря о равнодушии к гипотезе.
— Профессор, мне вот что любопытно, — положив локти на стол, Ливингстон поддался несколько вперёд, — Кому и зачем понадобилось отправлять вас в клинику? Чтобы опровергнуть значимость бессмысленной гипотезы, нарекать её создателя безумцем — вовсе ни к чему. Если только он не дал такого повода.
Брайт вздохнул. Он взглянул в проницательны карие глаза Ливингстона, не говоря ни слова. Похоже, тот ещё довольно молод, но компетентен и умён. Может стоит просто поведать ему правду?
Зелёные глаза встретились с карими, и на секунду воцарилась тишина.
— Я не знаю, но могу заверить вас в одном: это недоразумение, ошибка — наконец устало сказал Брайт, — Хотите — проводите тесты, диагностику… — профессор вздохнул и, на мгновение прикрыв глаза, потёр переносицу пальцами. Брайт помнил, что в Байберри на тесты никто не ориентировался: все ожидали от него — бывшего профессора факультета медицины — подделки результатов, — Слушайте, признаюсь, недоброжелатели у меня имеются, но факты таковы, что я заслуживаю выйти на свободу.
Ливингстон смотрел в решительные глаза Брайта. В них выражались негодование, обида, готовность отстаивать свои права и добиваться любым путём свободы. Лишь немногие мотивы могут породить столь непоколебимую решимость.
— У вас есть семья, профессор Брайт? — поинтересовался Ливингстон, и тут же, по сжавшимся кулакам собеседника и его потемневшим глазам понял, что не стоило столь прямо задавать этот вопрос.
— Жена и сын погибли ещё в 1943–м, — голос Брайта стал тихим и слабым при этих словах, но профессор тотчас встрепенулся, и в глазах его вновь засиял огонёк, — И все же, мне есть чем поделиться с миром, пускай о семье я уже не в силах позаботиться. Вы знаете, я был успешным преподавателем, учёным. Мне предстояло воплотить столько значимых исследований и… — начал было Брайт, но вдруг резко прервался, словно опасаясь поведать что-то лишнее.
Ливингстон насторожился. Порой амбициозные учёные заходят слишком далеко в стремлении постичь доселе неизведанное. Могло ли так сложиться, что содержание некого открытия, которое совершил профессор, пагубно воздействует на психику? Ежели эксперименты Брайта служат причиной расстройств разума, вполне возможно, что профессора нарекли безумным не без оснований. Сам он, конечно, будет утверждать обратное и отрекаться от любого рода тяги к неоднозначным, специфическим исследованиям. Так или иначе, думал Ливингстон, этот Луис Брайт теперь здесь пациент, а значит ему должны быть оказаны необходимые лечение и помощь. Но прежде нужно разузнать всю правду; информацию, которой Брайт пока ещё делиться не спешит.
— Итак, профессор, вы утверждаете, что в нашем госпитале вам совсем не место. Вы уверены, что полностью психически здоровы и вменяемы. Я вас услышал, однако должен вам сказать, что за долгие годы своей работы в области психиатрии полагаться я привык не на речи пациентов, но на логику и на своё чутье. Это то, что помогает сделать мне правильные выводы. Временами эти выводы идут вразрез со словами пациентов. Но, профессор, я вынужден признать, что, весь ваш вид, поведение и речь убеждают меня в том, что вам мне стоит верить, — Ливингстон сделал небольшую паузу, внимательно наблюдая за реакцией своего пациента. Только что доктор применил свой фирменный приём: он считал, что ничто так не располагает, как демонстрация доверия, — Вы стало быть, уверены, что ваше состояние не является опасным ни для окружающих, ни для вас самих?