— Ты жестокая женщина.
— Никто еще от подарков Яги не уходил.
— Но пасть-то ему зачем было поджигать? — разжал руку Константин и смачно пнул нежить под коленку. Рухнувший ырка оказался тут же придавлен мужским сапогом с железной набойкой.
— Давай допрашивать, что ли, — безразлично хмыкнул царевич, вытирая кровь о пальто.
— Дай сюда! — потребовала я, перехватывая его ладонь. — Умирать от сепсиса тоже неприятно.
Заговор на запирание крови лёг как надо, безо всяких поправок на потенциальную бессмертность и безжизненность объекта. Каждый раз, когда убеждаюсь, что он и правда пока еще жив, отчего-то слегка грущу. Глупости это, конечно, мне-то что с его жизни и смерти?
— Слава, что там у вас? — легкие помехи клубка не мешали мне разобрать вопрос.
— Ырка.
— Цербер меня раздери! Кири, ты слышала?
— Ведала. Он в курсе пропавших детей?
— Это же ырка, тупица! Он их и похищал.
— Или не он, — сказал Костик, внимательно разглядывая затихшего под сапогом вурдалака. Не смотря на всю свою активность, нежить подозрительно не шевелился, будто сломанный позвоночник в самом деле ему навредил.
— Я же не убила его? — мой голос дрогнул. Болотная кикимора, а вдруг огонь его окончательно упокоил? Сажик не говорил, что бывает с нежитью после частичного столкновения с пламенем. Нет-нет, мы должны взять этого «языка», нам нужна информация!
— Ты слишком большого о себе мнения. Он всего лишь очень боится. Да, плесень? Боишься?
— Да, — сдавленно прохрипел ырка, избегая смотреть нам в глаза. Ладно, не нам. Костику.
— Вот и умница. А теперь, подножный корм, отвечай, где девчонка.
Вурдалак молчал. Скреб отвратительным полуразложившимися когтями сапог царевича, брыкался, плевался и молчал. Пауза затягивалась и когда я уже было решила еще раз провести лечение немоты ректальной свечкой, как вдруг в памяти всплыли строки маминого ежедневника.
Походный рюкзачок скинут на землю, бутылка с водой найдена, серебряный крестик аккуратно перекочевал в бутылку из пластикового пакетика. Слова торопливым шепотом ложились на воду, рассыпаясь буквами и звуками по дрожащей поверхности.
— Молитва? — удивленно вскинул брови Константин.
— Одна из первых славянских молитв, которую заставляли учить мечом и кнутом, пока древние капища горели на глазах будущих христиан.
— Всегда знал, что суть Яги извращенная, потому что наблюдать как… Кха, — получив локтем под ребро царевич наконец-то заткнулся, а я подгребла поближе к ырке, держа наклоненную бутылку на вытянутой руке.
— Лучше бы тебе ответить, если не хочешь потерять остаток собственного туловища. В качестве профилактики молчания и для большей разговорчивости, прописываю вам три капли, — святая вода скатилась из приоткрытого горлышка и полетела вниз, — превентивного средства.
Чистейшая заговоренная капель застучала по черепушке нежити и зашипела, проедая обугленные дыры в замычавшей от боли голове. Пожиратель душ захрипел, колотя землю костлявыми руками, и что-то безостановочно бубнил.
— Громче, падаль, я не стану к тебе наклоняться, — пнул его Кощей, перевернув на спину.
— Прокляну, прокляну, прокляну, — черный язык метался меж губ. — Сгною, сгною, всех сгною.
— Значит, не хочешь отвечать? Ярослава, будь добра, — мужчина кивнул мне на бутылку и я не раздумывая передала ему воду.
— Не надо! — весьма отчетливо взвизгнул вурдалак. — Больно!
— Тогда отвечай на вопросы. Ты украл девочку Леру из Ельцовки?
Нежить завозилась, мечась в сомнениях между болью и страхом.
— Я, — неохотно кивнул он, скребя подошву сапога. — Украл.
— Зачем?
— Съесть. Съесть, — урод заскрипел снова, будто игла съехала с пластинки. — Съесть.
— Не смей лгать, — я поднесла пламя к его глазам, увидев, как скукожилось от страха его лицо. — Ты ее не съел.
— Съем, — упрямо ответил ырка, не смотря на огонь. — Съем.
Я оглядела его попытки скорчиться под сапогом, злость, разгорающуюся в очах царевича, и внезапно до меня дошло.
— Ты боишься его больше, чем нас?
Нежить замерла, перестав елозить длинным языком по своему лицу. Если бы он нуждался в воздухе, можно было бы сказать, что ырка задержал дыхание. Но вместо этого он просто повернул голову в землю и затих. Понятно.
— Кто-то заказал тебе купить девочку. Не украсть, как остальных, а именно купить, да еще и заставить мать отречься от дитя. И ты ее передал заказчику, смирив свой вечный голод, что дорого стоит для поглотителя душ.