Нельзя сказать: гневный Бог или милосердный Бог, ибо здесь нет причины ко гневу, а также к любви, так как Он сам единая любовь, который вводит себя в чистую любовь и троичность и рождает их («Об избрании по благодати», 21).
Таким образом, из вечного единства возникают три действия: воление — Отец, стремление — Сын и С в. Дух. Единство есть воление себя самого, стремление — действительная сущность воления и вечная радость восприимчивости в волении, а Св. Дух — исходящая воля через стремление силы или восприимчивость воли. Если бы в вечном единстве не было такой стремящейся восприимчивости и исходящего действия Троицы, то единство было бы вечной тишиной как ничто и не было бы ни природы, ни творения.
§ 46. Объяснение предыдущих отделов
Таким образом, безосновное или «тихое ничто», которое, однако, есть ничто не в себе, а лишь в отношении к постижимой и ощутимой природе, или Бог как единство, свободное от всякой определенной сущности и понятия, всякого аффекта и природы, по Бёме, есть не мертвое единство, но воление, жизнь, которая из себя порождает самосозерцаемость.
В созерцаемости себя самого Бог находится уже вне природы и сотворенного, безосновное постигает себя в основе, ничто — в нечто, то есть именно Бог уже в этом единстве есть постигающий и созерцающий Себя Бог. Ибо постижение себя в основе, в нечто, и новое исхождение из основы не следует отделять как нечто особое от акта самосозерцания, но скорее надо понимать как один и тот же акт. Судя по некоторым местам, Бёме считает, что в Боге появляется различие только с того момента, как в Нем положена вечная природа. Однако это надо понимать так, что только с противоположностью природы различия как таковые раскрываются и становятся потому действительными, определенными различиями, а не так, что до природы не было различения и вместе с тем самосозерцаемости в Боге. Впрочем, отношение содержания предыдущего параграфа к вечной природе так же, как к содержанию первого параграфа, есть одно из самых трудных и темных мест у Бёме. Во всяком случае [заметил Фейербах в 1847 г.] это происходит именно потому, что Бёме здесь, как и в других местах, находится в противоречии между положительной и собственной естественной теологией. По смыслу последней, природа есть первое основание и предмет сознания. Но одновременно он признает положительного, готового, триединого Бога, творящего природу простым словом. Поэтому он снова полагает различие и сознание в Боге, где, однако, нет для этого никакого основания; так что он хочет из ничего сделать нечто. Правда, это ничего есть все, как абстракция от всех вещей, воображение, воображаемая совокупность всех вещей. Но вместе с этим открывается новое, не разрешенное и Бёме затруднение: как из абстрактного возникает конкретное, из представления о предмете — действительный предмет.
Первое нечто, первое определенное, первое существование, первое положение и обоснованное им есть он сам как понятый собой и созерцаемый; в самосозерцаемости он как созерцаемый собой есть фиксированный самим собой объект. Лишь в понятой воле впервые находит себя непонятая и безосновная воля, то есть безосновное, мыслимое до самосозерцаемости, равное ничто, оно только воля, тяга к обнаружению себя самого, к самопониманию, оно есть лишь безосновное око, вечное простое видение и созерцание, лишь в самосозерцаемости оно становится самим собой и в этой концентрации в себе, в этом становлении самим собой становится единым, нечто, Я, самим собой. Но так как созерцающее и созерцаемое в этой самосозерцаемости есть одно и то же, притом без различия и сущности, то эта самосозерцаемость сама есть лишь чистое созерцание и видение. При этом в ней не полагается определенного различия, определенного содержания, а основа, нечто, в которое включается безосновное, ничто, так же неопределенна, так же безразлична, как безосновное, ничто, ибо основа, хотя и является постижением, определением и воплощением безосновного, все же не имеет иного содержания, иного определения, кроме лишенного сущности безосновного. Поэтому единое в этой самосозерцаемости остается еще в своем безосновном, непостижимом единстве; эта самосозерцаемость еще не самопознание, ибо самопознание предполагает различие содержания, противоположность; познание возникает только с познанием добра и зла, оно коренится лишь в противоположных принципах. Но конечно, созерцаемость не может быть познанием в том, что есть лишь единое и единая воля. Конечно, Отец находит себя в Сыне, непонятая воля — в понятой; и как исходящий из Сына, то есть постигая себя в постижении, Отец входит и возвращается в себя в находимости и восприимчивости Себя Самого; но эта самонаходимость и постижение есть лишь простое самочувствие, притом совершенно неопределенное, еще не дифференцированное, единое с собой самочувствие. Это самочувствие единства, любви и блаженства, а не самочувствие страдания, различия, то есть оно сравнимо с чувством, которое испытывает душа при своем растворении в едином с собой (связанном любовью) другом, не с тем самочувствием, которое вызывает страдание или различение от противоположного другого, самочувствием, которое поэтому становится также самосознанием и познанием добра и зла.