И о сущности добра и зла как о двух сторонах одного потока («О рождении и определении всех существ») Бёме рассуждал совсем не так, как было положено в официальном богословии.
Для Бёме зло было в Боге и зло было отпадением от Бога. В Боге был темный исток, и Бог не был ответствен за зло. Почти все мистики стояли на точке зрения имманентного изживания зла. «В германской мистике были таинственные истоки сознания исключительности человека, нужды Божьей в человеке — антропогонии как продолжающейся теогонии. Эти глубины приоткрываются у Парацельса, у Я. Бёме, у Ангелуса Силезиуса» [14].
С этой точкой зрения был частично солидарен и Бердяев: «Углубление в мысль Бёме, быть может, единственный путь решения проблемы зла. Платону, как и Плотину, очень трудно было объяснить при их интеллектуализме, откуда произошло зло. Греческая метафизика видела источник зла в материи. Но это было лишь обозначением границ греческой мысли. Сократ признавал источником зла незнание. Знание рассеивает зло. Человек естественно склоняется к добру. Нет выбора воли. Греки не понимали метафизической свободы. Сократовское решение остается классическим для всякого интеллектуализма… Достаточно сознать, что такое добро, чтобы зло исчезло. Этому противополагается волюнтаризм Я. Бёме. Есть темная воля в основе мировой жизни, которая не может быть побеждена интеллектуально, одним усилием сознания. Бл[аженный] Августин был одним из первых, отошедших от греческого интеллектуализма в понимании зла и свободы. Но он перегнул в обратную сторону. У него есть свобода к злу, но нет свободы к добру. Зло победимо лишь через благодать. Но осужденные у него служат порядку мира. От Бл. Августина пошла диалектика свободы и благодати, заполнившая всю западную христианскую мысль, католическую и протестантскую. В Бёме же приоткрывается что-то новое и по отношению к античной мысли, и по отношению к Бл. Августину» [20, с. 234–235].
Бёме восстановил в правах женскую ипостась Бога. Это было всегда органично присуще древним религиям и народным представлениям: Богу всегда сопутствовала супруга — Богиня. О природе мира Бёме говорил, что мир есть «большая тайна», где человек и ангелы есть «органы познания Божества». Земля, по Бёме, являет собой поле борьбы между добром и злом, светом и тьмой.
Через культурную «реабилитацию» фигуры Женщины и посредством реконструкции позитивной роли женского начала в истории людей Бёме оригинально решал проблему добра и зла.
Особо показательным для понимания важности теософской (по Бёме) первоосновы многих современных эзотерических идей является процесс адекватного переосмысления первоосновы учения Р. Штейнера (создателя антропософии), много размышлявшего об эволюции женского начала в культуре до- и собственно человеческих рас.
Согласно Штейнеру, в Лемурийской расе, предшествовавшей современной человеческой, или расе атлантов, девочек воспитывали иначе, нежели мальчиков. Правда, закаляли и их, но все остальное было обращено на развитие могущественной фантазии. Так, например, их заставляли выносить бурю, чтобы они спонтанно испытали ее грозную красоту; девочки должны были присутствовать на состязаниях мужчин, без страха и лишь проникнутые чувством той крепости и силы, которую они видели перед собой. Благодаря этому у девочек развивались задатки к мечта тельности и фантазированию; но это-то и ставилось особенно высоко.
Одновременно все величественнее и совершеннее становились к концу лемурийской эпохи здания, предназначенные для служения «божественной мудрости и божественному искусству». Эти учреждения во всех отношениях отличались от тех, которые служили более позднему человечеству храмами, ибо они были в то же время и учебными заведениями, и местами, посвященными науке. Здесь посвящались в науку о мировых законах и в управление этими законами те, которые были найдены пригодными к тому. Если лемуриец был прирожденным магом, то здесь эти задатки развивались до степени искусства и знания. Сюда могли быть допущены только те, которые путем всяческого закаливания развили в себе в высшей степени способность преодоления. Для всех же остальных происходившее в этих учреждениях являлось глубочайшей тайной. Здесь знакомились с силами природы в непосредственном созерцании их и учились владеть ими. Но учение было поставлено так, что силы природы обращались у человека в силы волевые. Он мог, таким образом, сам совершать то, что производила природа. То, что позднейшее человечество стало выполнять с помощью размышления и соображения, носило в то время характер инстинктивной деятельности.