Отсалютовав пикой, он бросился догонять санкюлотов.
Лица всех участников сцены, кроме Куаньяра были были бледны до зелени, девушки едва держались на ногах.
– Вы обязаны этой встрече своим упрямым недоверием, Бресси и сурово наказали себя и своих близких. А теперь извольте следовать за мной без разговоров. Я сниму для вас комнату на улице Сен-Жак, а завтра решу, что с вами делать дальше..Постарайтесь не устраивать мне сюрпризов…
– Что за чудовище! – вырвалось у 16-летней Жюли, дочери графа.
Норбер не понял, в чей адрес это прозвучало, в адрес Армана или его самого и потому откликнулся очень жёстко:
– Народ все эти века жил в аду, так что легкие изменения температуры мы уже не чувствуем.. Мадемуазель, ваши братья по классу столько веков подряд были уверены, что над дверью в АД
висит надпись: « Только для черни!!!», что мы рады вас разочаровать: «Вход для всех!!! Демократия!
Упрямиться граф более не собирался. На фоне Жака Армана Куаньяр предстал перед ним в ином, чуть более мягком и выгодном свете.
Однако следующим ранним утром квартира, снятая для них оказалась уже пуста..
От отчаяния он зло швырнул старый облезлый стул, попавшийся на пути. Старуха консьержка опасливо уставилась на него.
– Но, гражданин, вы не говорили, что за ними надо следить…, – и осеклась, встретившись с тяжелым мрачным взглядом, замерла, увидев, как молодой человек в трехцветном шарфе медленно съехал по стене и сел на пол, подтянув колени к подбородку и закрыв голову руками..
(Я идиот! Надо было всё предусмотреть! Бресси, спасибо, любезный! Ну, и где теперь она?! С ней может случиться всё, что угодно, может их уже снова поймали, вернули в Аббатство или в Ла-Форс, может её уже убили?!)
В одном из кабинетов Тюильри у окна Куаньяр нашел Робеспьера и Сен-Жюста. Молодой друг Неподкупного мерил его прохладным взглядом, Норбер не был обижен, он понимал причину, юноша относился отстраненно к большинству людей из окружения Робеспьера, это касалось даже Демулена, исключением были только интеллектуал итальянец Буонарроти и общительный, добрый Леба. Сам он воспринимался в большей степени, как близкий друг Огюстена. Ясно, что не без их поддержки Куаньяр вскоре окажется одним из депутатов Национального Конвента.
– Гражданин Куаньяр, у вас есть, что сказать мне? – это было брошено вполоборота, но Норбер успел отметить, что Неподкупный выглядит неважно, бледнее обычного, лишь скользнул по нему взглядом и отвернулся снова к окну..
– Да. Интересующие вас люди живы и в безопасности.
– Я знаю, вы сопровождали не троих, а восемь человек, – снова тот же скользящий, боковой взгляд.
– Да..всё так. Эти люди не враги, я за это отвечаю лично и потому счел своим долгом…
– Хорошо.., – легкий, отстраняющий жест рукой, – каждый из нас на своем месте и делает всё, что в его силах.., – и помолчав с минуту, – вы были в Аббатстве… что там? – и снова боковой взгляд.
– Страшно, – честно и коротко ответил Норбер, также, не встречаясь с ним глазами, – думаю, в эту ночь мне трудно будет заснуть, как, впрочем, и в предыдущую..
– Не только вам, гражданин…
– К чему лишние эмоции? Это был необходимый акт, и мы все это прекрасно понимаем, – Сен-Жюст холодно сузил глаза.
Норбер хмуро и выразительно склонил голову. Неподкупный ничего не ответил другу и отвернулся к окну.
Вечер 10 августа 1792 после штурма Тюильри
Норбер успел переодеться, вишнёвый сюртук красиво облегал сильное стройное тело, брюки такого же цвета и на ногах высокие до колен сапоги. На голове гордо красовался красный колпак патриота с национальной кокардой.
Он решил наведаться в особняк маркиза де Белланже на улице Рая в секции Бонди. Маркиз состоял в секретных отношениях с Веной, на что указала молодая девушка из его прислуги, добрая республиканка.
Не стоит хлестко и презрительно называть это доносом, заявление оказалось справедливым и обоснованным, а сам маркиз де Белланже отнюдь не безвинная жертва клеветы и классовой ненависти.
После смерти маркиза секретная переписка с Австрией без сомнения, оказалась в руках его родственников, остается надеяться, что они еще не сбежали. Несколько молодых санкюлотов отправились с ним, но Куаньяр оставил своих людей на улице, с задачей окружить дом и охранять парадный и чёрные выходы.
Испуганный лакей попятился, увидев человека опоясанного трехцветным шарфом, выдававшим чиновника-якобинца. Дома оказалась лишь 45-летняя мадемуазель де Белланже, его кузина, сестра и мать, вот-вот должны вернуться.