Власти этих стран были обеспокоены таким положением вещей, а отчеты тайной полиции показывали, что отнюдь не случайно.
Республиканцы даже в таких условиях сохраняли прежние связи между собой и не потеряли своей обычной активности.
Интересно иное, даже в таких условиях эти несчастные упрямо продолжали делиться на жирондистов и якобинцев, а последние сохранили рознь между эбертистами, дантонистами и робеспьеристами.
Эти люди жили своим прошлым, у них была трудная, но яркая жизнь, им было что вспомнить, по существу это всё, что у них осталось, реальность давно стала беспросветной и жестокой.
Режимы буржуазной Директории и искуственной Империи были к ним остро враждебны, их убивали и бросали в тюрьмы. Они, которым одним было по силам построить новую модель общества, были вынуждены научиться банально выживать, бороться за жизнь…
Грозный 1793 год это их молодость, время очень сложное и очень светлое одновременно, там остались самые благородные мечты и надежды, там у них был Смысл жизни, они точно знали, ради чего стоит жить и умереть, ради чего можно стойко переносить личную неустроенность, любые опасности и трудности.
Те, кто хоть краем глаза достиг берегов Земли Обетованной, никогда не смогут повернуть назад, их считали замкнутыми, «фанатиками идеи», а они духовно задыхались в узких рамках буржуазной цивилизации Директории и Империи, в феодально-дворянском мирке Реставрации.
Даже приподнятый тон их речи происходил именно оттого, что сам духовный настрой их был слегка приподнят над беспросветной прозой повседневности, а их морально «жидкие» обуржуазившиеся дети и внуки сочтут это всего лишь красивым ораторским приемом, игрой на публику.
Что ж, кто-то и играл на публику, но не Марат, не Робеспьер и Сен-Жюст, не уцелевшие после Термидора якобинцы…
Расчетливые наследники их идей 30-35 лет спустя не слишком верили в их искренность именно оттого, что сами не были также искренни, теперь слова о «свободе» и «демократии» затаскали, употребляя не по существу те люди, которые сделав их них щит, прикрывающий их собственную власть, не имели на это морального права.
Репрессированных якобинцев стали расселять по территории Австро-Венгрии, на окраинах империи по берегам Адриатики.. Священный Союз – политический блок ведущих монархических государств Западной Европы и Российской империи, созданный с целью охранения самодержавно-монархических начал и не допущения распространения демократических, республиканских идей и настроений в своих странах и военная помощь в подавлении возможных революционных выступлений.
А наиболее свободомыслящие современники говорили короче и проще: «союз королей против своих народов».
Священным Союзом было принято решение ужесточить надзор и расселять этих энергичных и непокорных людей и по другим странам Европы. Даже в таком положении эти люди и не думали о том, чтобы покориться превосходящей силе реакции, смириться, опустить руки, а тем более униженно каяться.
Тайное общество филадельфов, основанное загнанными на нелегальное положение якобинцами на рубеже 18-19 веков, преобразовалось в тайную организацию карбонариев. Одним из руководителей считался Филипп Буонарроти, тот самый, из «людей 1793 года», товарищ Робеспьера, один из отцов-основателей общества филадельфов..
Но никаких прямых доказательств против него не нашло даже бонапартистское «сюртэ», не нашли их и шпионы Бурбонов..
Даже Наполеон, не испытывавший уважения к людям, для него Право Силы всегда было важнее, чем Сила Права, считал этого человека одаренным, очень умным и опасным, как-то даже выражал сожаление, что не сумел привлечь его на свою сторону.
Однако, есть основания считать, что связи этой организации простирались не только на ближайшие к Франции и Италии государства, но и на восток до самой Северной Пальмиры, до Санкт-Петербурга…
57. Санкт-Петербург. Май 1826 года. Окончание.
Якобинец в Санкт-Петербурге. Май 1826 года. Удивительно красивый город, названный Северной Пальмирой по праву.. Но едва ли охранное отделение позволит ему изучить все его достопримечательности, в этом Норбер не строил иллюзий..
Достаточно факта, что он никем не заподозренный пересек границу и уже более недели проживает в Петербурге…это уже много. С Максимильеном и Анной он уже имел кратковременную встречу, жаль, пока не удалось увидеть внучку.. девочке уже два года, он держал в руке медальон с изображением очаровательной черноволосой малышки.. удивительно, Мари похожа на него больше, чем оба сына.Улыбнувшись своим мыслям, спрятал медальон в карман. Норбер некоторое время задумчиво рассматривал другой, старый медальон, который снял с цепочки на груди, на нем была изображена молодая девушка 19-20 лет с грустными глазами, золотоволосая и синеглазая, одетая по моде конца "старого режима" - Луиза де Масийяк май 1789 года, гласила мелкая подпись снизу. В глазах мелькнула и потухла тихая боль. Через минуту он снова спрятал медальон на груди. Когда он увидел Максимильена и Анну, ему вдруг показалось, что он видит себя в молодости и Лулу со стороны... Какая-то часть его души теперь навсегда останется здесь, в далекой от Франции, от старого Санлиса России... И всё же, умереть хотелось бы дома...пусть даже не в Санлисе и не в Париже, но во Франции. Но, как крайний случай, он согласился бы остаться здесь, в Санкт-Петербурге, рядом с сыном и внучкой...