А в марте 1792 года Франсуа Жозеф Куаньяр, председатель якобинцев Санлиса был жестоко убит роялистами в своем собственном доме вместе с 8-летним сыном и беременной женой. С их смертью Норбер остался совершенно один. Юноша замкнулся в себе окончательно, только друзья детства Пьер и Филипп и отчасти сын вдовы Арман нарушали его суровое одиночество, и с головой ушел в политическую жизнь. Танцы, флирт с девушками, все свойственные возрасту увлечения подчёркнуто не интересовали его. Так как его влияние в клубе и раньше почти не уступало влиянию старшего брата, вскоре он принимает должность председателя.
25 июня 1792 года... Возбужденная толпа санкюлотов окружила карету, в которой направлялась в гости в имение маркиза де Белланже 22-летняя племянница графа де Бресси, рядом с ней сидела её подруга, кузина маркиза Жюстина де Габрийяк. В помещение клуба рысью вбежал Дюбуа: - «Ты ждешь их на собрание, а они сейчас порвут в клочки и племянницу де Бресси и ее подружку! Что случилось? Их кучер ударил кнутом одного из нас.. Андрэ Лувэ, рабочего с мануфактуры.. который третьего дня стал членом клуба, ударил, заставляя убраться с дороги, других их карета обрызгала грязью, господа не любят тормозить...Жак Арман взбеленился сам и своей дикой страстью заразил других...всех прорвало.. и то верно, людям надоело терпеть скотское обращение! Но ведь аристократы опять станут трещать, что зверская чернь «беспричинно».. как всегда.. напала на них..добрых, безвинных и благородных!» - «Черт побери!, - Норбер слегка побледнел, - что за африканский темперамент у Армана! Я иду, Филипп, тут главное не опоздать.. Что за люди! Разве девушки приказали кучеру ударить Лувэ? Уверен, что это не так.. Ловите Белланже или любого другого аристократа, тут я и слова не скажу, с места не сдвинусь!» - «Африканский темперамент?, - Филипп рассмеялся, - а знаешь, что ты в глазах наших местных «умеренных» не менее фанатик Революции, чем Арман? Только по мне ты куда более интересный и редкий сплав души идеалиста, притаившейся за безупречной логикой и маской холодного бесстрастия. Большинство считают тебя личностью жестокой и неспособной на чувство в принципе! Знаешь об этом?» - «И весь психологический этюд посвящен мне? Не пойму только, ты мне льстишь или пытаешься задеть за живое?», - губы Норбера дернулись в жёсткой усмешке, - но торопись же.. каждая минута дорога!» Девушек бледных от ужаса уже заставили выйти из кареты и окружили санкюлоты, ругаясь и угрожая, когда среди шумной толпы появились три лидера местного клуба. Норберу противостоял возбужденный Жак, сын вдовы Арман, возглавивший кричащих, крайне раздраженных людей. - «Успокойся и отправляйся в клуб, есть серьезные новости из Парижа, остальных это тоже касается, граждане, настоятельно призываю вас к порядку! Что с вами, мы же не звери и не разбойники, граждане!», - четкая речь Куаньяра сопровождалась слабыми, но выразительными жестами, - Лувэ, брат, уверен, ты еще получишь компенсацию за моральный ущерб и очень скоро! Жак, не провоцируй наших врагов именно сейчас! Они всё еще представляют реальную власть и намерены закрыть клуб, после чего без сомнения начнутся аресты! Жак, остынь, я не допущу погромов или снимаю с себя полномочия председателя! Кто с этим согласен? Никто? Отлично! Что ты собирался с ними сделать? Убить?!» В глазах Армана плескалась ненависть, он бешено закричал: - «Хоть бы и убить! Сколько можно молиться на них?! Ты слышал, что произошло в Париже три дня назад? И это только начало!» - «Знаю, у тебя не меньше причин лично ненавидеть всех их, чем у меня..и я не встану у тебя на пути, если это касается Белланже и прочих. Но забудь об этом, не смей касаться семьи де Бресси ни в каких обстоятельствах, никогда, на то есть причины, кто угодно, только не они, Жак, иначе я сам тебя убью! Если ты еще раз некстати взбеленишься, я решу, что ты провокатор!» Некоторое время они бешено мерили друг друга глазами, напрягшись и сжав кулаки, но всё же, хмурый и слегка растерянный Арман уступил, невольно подчинившись влиянию товарища детства. Норбер со своей холодной рассудочностью всегда брал над ним верх, при этом не выругавшись в три этажа и не заорав ни разу. Норбер был несравнимо более образован, чем Жак, но именно в нём это качество не бесило Армана, а заставляло уважать и прислушиваться, он был своим, человеком из народа, соседом и товарищем детских игр. Удивительное дело, отвлечь остальных людей удалось сравнительно легко. Из Парижа Норбер привез подробности о событиях 20 июня.. Но рассказывать об этом в тот день пришлось Жюсому и Дюбуа.. Лихо сдвинув на бок красный шерстяной колпак с кокардой, он обернулся к девушкам белым от ужаса как мел: - «Вы можете вернуться в карету, - Куаньяр сам открыл дверцу, - но я тоже поеду с вами.. сами понимаете, требование вашей безопасности..Fiez-vous a moi» (фр. «доверьтесь мне») Это было преувеличением, люди потеряли всю агрессивность и переключились на парижские новости. Но это был шанс, редкий шанс, хоть немного приблизиться к мадемуазель де Масийяк. Все трое большую часть пути молчали, несколько раз Норбер пытался осторожно заговаривать с девушками, но молодые аристократки пережили настоящий ужас от угрозы убийства, и теперь чувствовали сильнейшую скованность от самого факта близкого присутствия санкюлота, они молчали и бросали на него быстрые взгляды из-под полуопущенных ресниц. Он ясно видел сильное недоверие и страх в глазах племянницы де Бресси. Что ж, хорошо хоть ненависти не было в этих взглядах! Жюли де Габрийяк сидела бледная, покусывая губы и сверкая зеленоватыми глазами, в которых сквозь страх и напряжение на секунды проглядывали злость и отвращение. - «Не бойтесь их, мадемуазель. Они задавлены нуждой, вечно унижены и голодны, грубы и безграмотны, но они тоже люди...» У самых ворот имения де Белланже Норбер откланялся со всей вежливостью, на которую только был способен и лишь скромно попросил позволения навестить её следующим утром, справиться о самочувствии мадемуазель.. Однако не отказала, отлично.. Только ее подруга, холодно выразив благодарность, заявила, что идея с визитом это уже лишнее, но ее мнение мало интересовало Норбера. Тем же вечером он решился отправить в имение Белланже письмо на имя мадемуазель де Масийяк..