— Спасибо за содержательное сообщение, — произносит Свирский.
Вполне обычные слова. Но что же происходит?
— Разрешите мне, — говорит Кудрявцев. — Думается, я выражу общее мнение. Доктор Чалпанова представила нам обширные эмпирические материалы, в качестве которых нельзя сомневаться. Прекрасные материалы. Объем проделанной работы, методический уровень — все блестяще, безусловно блестяще… — Кудрявцев помолчал. Все ждали; Кудрявцев помолчал, затем решительно тряхнул головой и продолжал: — Но интерпретация? Верно ли доктор Чалпанова истолковала материалы своей экспедиции? Да позволено будет мне сказать, — хорошо ли она расслышала, что шепнул ей о себе ее родной Яконур?
Свирский:
— Мне очень приятно, надеюсь, и всем нам это приятно, узнать, что доктор Чалпанова оставила прежнюю свою безосновательную, неподобающую ученому позицию противника промышленного развития, этакого, знаете, луддита. Мы видели, что доктор Чалпанова обратилась к фактам. Я сразу уловил в ее докладе спокойный деловой тон, без вражды, без запальчивости. Мы являемся свидетелями возвращения доктора Чалпановой, возвращения к исследовательской работе. Что же касается интерпретации полученного ею материала… давайте-ка признаемся, кто из нас не грешен, кому не мешали старые предубеждения увидеть все стороны явлений, а не одни только внешние, привычные?
Кудрявцев:
— Доктор Чалпанова убедительно доказала то, о чем я мог лишь предполагать! Итак, численность рачков стала расти? Хотя бы и одного вида, что ж! А почему вы сочли, будто сие вредно для Яконура? Да наоборот, лишь доказывает то, о чем я говорил: привнесение органических веществ в яконурскую воду будет полезным для озера! Помните, я говорил сегодня? И данные доктора Чалпановой безусловно подтверждают это! Убедительно, очень убедительно…
Свирский:
— Во всяком случае, мы получили в распоряжение комиссии некие объективные данные. Доктор Чалпанова имела в виду, что эти цифры свидетельствуют против комбината. Доктор Кудрявцев, напротив, считает, что цифры говорят в пользу комбината. Вопрос оказался дискуссионным. Но что бы там ни было, обещанного нам какого-то нового или, скажем, бесспорного обвинения комбинату здесь, конечно, нет…
Шатохин:
— Вот видите, нет никакого вреда, одна польза!
Кудрявцев — снова:
— Я просто рад… Такое стечение обстоятельств, в один день…
Снова Шатохин:
— Это наука, это вам не Савчук!
Другие молчат…
Свирский — Борису:
— Вы хотите что-нибудь сказать?
Борис качает головой.
Свирский — Савчуку:
— Хотите что-то добавить?
Савчук:
— Нет.
Свирский — Ревякину:
— Пожалуйста!
Ревякин оборачивается к Яснову.
— Я не специалист, — говорит Яснов.
Свирский:
— Мне будет особенно приятно возвращение доктора Чалпановой потому, что она, как все мы хорошо знаем, является ученицей нашего выдающегося ученого профессора Косцовой. Мы увидели, что доктор Чалпанова — настоящая ее последовательница, и не только в конкретной работе, но и в нравственном отношении. Долг ученого — по представлениям людей, к которым принадлежим профессор Косцова и я — делать неустанно свое дело. А разные, знаете ли, как бы это назвать…
Ольга, не глядя, смяла листы доклада.
Ошибка… Они не поняли… Конечно, происходит адаптация к стокам, но ведь нарушается равновесие, создается ситуация не характерная для Яконура, он погибнет…
Но разве это не ясно?
Свирский:
— Итак! Еще раз поблагодарим доктора Чалпанову.
Оказывается, она им помогла…
Надо что-то сказать им. Немедленно!
Свирский:
— А уж над подведением итогов, как видно, придется мне, старику, самому еще посидеть.
Собирает бумаги. Поднимается…
— Послушайте! — говорит, наконец, Ольга.
Но все встают, — гремят отодвигаемые стулья, хлопают сиденья кресел.
— Послушайте!
Одни спины.
Все идут к дверям. Кончилось совещание.
Стенографистка, проходя мимо:
— Не робейте, Чалпанова, голосуйте со всеми! Яконур еще лет полсотни-то продержится, к этому времени успеют вам всем памятники поставить!
— Послу…
Осеклась.
Стоки! Серая пена, страшная, живая… Огромное полное сил чудовище, непонятное, опасное! И какая ты сразу маленькая возле него…
Вот кто-то обернулся…..
Борис. Идет к ней.
Нет!
Выпрямилась. Вскинула голову.
Скорее уйти отсюда…
На секунду перед ней возникло лицо Путинцева — портрет в кубрике экспедиционного судна.