«Сядьте, Герасим, прошу вас… Еще немного… последнее. Но это важно… тоже важно для меня. Так нам и не удалось познакомиться поближе… тогда, помните, нас прервали… не дали вам рассказать».
Предчувствовал ли Герасим, что за этим последует?
Тогда, в первый день, среди многих других вопросов — этот он принял как вежливый интерес…
Элэл открыл глаза.
«Расскажите, пожалуйста, о себе… откуда вы?..»
Вот и за последним дверь закрылась. Все. Кудрявцев вздохнул. Он остался один. Конец! Обошлось.
Да и что могли они поставить ему в вину? Еще когда Савчук посулил приглашение на секцию, — Кудрявцев знал это. Что они могли ему возразить, что сказать?
Савчук надеялся на избиение! Совсем уже потерял чувство реальности… В конце концов, обсуждению придали обычный гладкий академический ход. Единственное, что смогли они, — записали, что для получения окончательных выводов требуется совершенствование методик; банальная, безобидная формулировка. К тому же из нее вытекало само собой следствие, которого они, разумеется, не сумели избежать. И — рекомендовали продолжить исследования. Еще одна академическая формулировка. А что они еще могли? И что, собственно, ему еще надо, что еще ему надо от них, кроме рекомендации продолжать исследования?..
Вот он стоит, Кудрявцев, один, перед обращенными к нему пустыми стульями, стоит перед ними, хотя они уже пусты и это лишь только стулья, все ушли, уже и за последним закрылась дверь, и он остался один, и вот конец, все обошлось.
Руки его в воздухе; потом берут со стола и мнут бумаги — текст его доклада. Затем он бросает доклад и начинает торопливо снимать с доски таблицы и диаграммы.
Он спешит всегда; в молодости Кудрявцевым руководил страх перед тем, как далеко еще до вершины, позже его сменил страх перед тем, как мало осталось времени. Торопясь вверх по лестнице, Кудрявцев был сосредоточен на единственном — на хроническом несоответствии замыслов и достигнутого. Проявлялось это в отношении и к коллегам, и к работе: коллеги раздражали Кудрявцева, примиряло его с ними только ожидание, что придет его час и все будут посрамлены; а темы исследований та же причина вынуждала его выбирать не такие, что могли его интересовать, а те, где успех казался более значительным для него, верным и достаточно близким.
Он взялся за то, за что никто не брался. Нужен был человек, который поставил бы собственные исследования комбината по стокам; Шатохин искал, все отказывались; Кудрявцев дал согласие. Чтобы испытать Кудрявцева, Шатохин самостоятельно придумал тест — показал ему предварительно нормы на стоки. Кудрявцев ответил: если будете придерживаться — ничего страшного не произойдет…
Итак, он дал согласие. Яконур был для него объектом исследования, который Кудрявцев понимал как подсистему, содержащую в себе множество взаимосвязанных элементов, в том числе и озеро. Проблема Яконура была системой отношений, в которой и люди (живущие на Яконуре и те, что живут далеко от него и, однако, включены в происходящее вокруг озера) также были всего лишь элементами; он мог указать место каждого в этой системе, вес, роль и прочие соответствующие ему характеристики. И себя применительно ко всему этому — к Яконуру и людям вокруг него — тоже квалифицировал он как элемент среди элементов, включенный в сложно функционирующую систему, с характеристикой, определяющей его собственное место в мире как место в данной системе.
Природа была для него предметом его работы; сама по себе природа его не волновала, он так и не обрел способности любить ее, — и как исследователь он мог познать ее тело, но не душу.
Знание и привычка, что есть такой подход, используемый наукой, при котором нечто может быть представлено вполне адекватно в виде системы элементов, а затем рассмотрено как система элементов, — пришли к нему из его профессии. Уверенность в том, что возможен такой подход, называемый научным, когда люди и озера, леса и степи, небо и горы, все на свете с полным правом и полным соответствием позволено рассматривать как систему элементов и, следовательно, обращаться с ними как с элементами некоей системы, — он обрел в продолжение профессионального мышления…
Вот он сворачивает в трубку листы ватмана с таблицами и диаграммами, результатами своего исследования. Туже. Еще туже. Видно, как появляется излом на внешнем листе.
То, что комбинат поставил собственные исследования, не было предпринято Шатохиным специально против Савчука; комбинату указали: сами мусорите — сами и беспокойтесь, изучайте за свои деньги. То, что результаты Кудрявцева оказались в пользу комбината и соответствовали точке зрения Свирского, не было преднамеренной подтасовкой; тут сложились свойства существующих методик, готовность к такому восприятию, привычные мерки вещей и разные сопутствующие обстоятельства. Тем не менее итог — получившиеся совпадения, нечаянные или в чем-то кем-то предусмотренные…