- Никогда не поздно сложить по-другому, - устало ответил я, потирая лоб.
- У меня муж, дети и всё такое, - напомнила она. - Давай поедим. Умираю от голода.
Мой ангел загасил сигарету и более не прикасался к куреву.
Мы задумчиво жевали фалафель, сварганенный из нутовой муки, что я купил в последний свой поход в супермаркет, заедали палочками сельдерея. Из кокосового молока и мороженой клубники я взбил коктейль, Слава решительно опрокинула его, как некогда опрокидывала у костра водяру, поднялась и ушла.
Я, оглоушенный его набегом, остаток дня бродил в том странном настроении, какое изображают в кино в сцене, когда некий посланник божий раскидывает перед смертным полотно его возможных судеб. Пользуясь постигшей прострацией, я прибрал в клетке у Румбы: выгреб влажные опилки, подсыпал свежие, вымыл поилку и кормушку, потом отпустил свинку на променад по дому.
Морские свинки - прелестные существа. Лапки у них почти человеческие и выражения мордочки - тоже. Они чуть флегматичны, но для того, кто ценит тишину и ненавязчивую дружбу подобная флегматичность придётся по нраву. Я упал навзничь на спину, ощущая лопатками след девушки, лежавшей на этом самом месте. Румба возилась под диваном, деловито хрюкая. Остаток недели я не заметил и еле-еле дожил до субботы.
Рис, нут, пучки зелени и прочая полезная пища кончились в пятницу вечером. Субботним утром я выпил чашку голого кофе и непривычно рано с громким урчаньем в брюхе покатил в магазин. Я обычно с покупками обхожусь быстро, но сегодня просто превзошёл самого себя. Не успела в головушке пробултыхаться и проветриться мысль о предстоящем уикенде, как я уже подходил к кассе, толкая пузом телегу. Девушка, пробивающая сканером мои покупки, презрительно морщила носик, когда брала с ленты очередную, по её мнению, гадость. Будь я на её месте и обладай, как она, сорока пятью тщедушными килограммами, я бы тоже с отвращением глядел на свиную шею с рыхлыми прожилками сала, на гору колбасы, чипсов и вяленой рыбы, на банки шпрот и паштетов, на мешок замороженного картофеля фри, на пару караваев белого хлеба и бесконечный ряд майонезных соусов. Бутылку виски и пузырь текилы кассирша передвинула с таким видом, словно на ленте транспортёра извивалась кобра. Единственное одобрение мелькнуло в её очах лишь от лимона и пакета виноградного сока. Проговорив сумму, она отвернулась, не желая смотреть на жиронаращивающее безобразие. А я облизнулся.
Мясо уютно шковрчало на сковороде, когда позвонил Саня.
- Лёха, - сказал он. - Мы уже на походе. Ты там как?
- В смысле?
- Ну... Я с дамами, как и обещал.
- В смысле - с дамами? Ты обещал только со своей.
- Ну, с ней сестрёнка. Она тут приехала. Из Твери, между прочим. Что ж, ей дома одной сидеть? Да, девушки?
В Саниной трубке послышался резкий наждачный смех - это заржала его пассия. Не знаю, что Саня нашёл в этой ходячей лесопилке: ни рожи, ни кожи и трубит, как прощальный гудок "Титаника". Если и сестра у неё такая... Ладно, в баре есть запасы: коньяк и ликёр "Куантро". Сладкое пойло я не жалую, но ради сестры можно и употребить.
Они ввалились шумно и нахраписто - школьный приятель Саня и его деревообрабатывающий станок. Сестрёнка же вошла в мою берлогу без единого звука, и я обалдел. Если Тверь населяют такие нимфы, брошу всё к чёртовой бабушке и уеду в Тверь.
- Леночка, знакомься, это Алексей, - с обезьяньей ужимкой, призванной изображать галантность, представил меня Саня. - Лёха, это наша Леночка. Прошу любить и жаловать.
Елена Прекрасная - а иначе я не мог её назвать, ибо пошлая "Леночка" не вязалась со столь совершенным обликом, - уверенно переступила порог и одарила меня улыбкой. Жилки и нервы мои задрожали от жаркой истомы. Я знал такие улыбки. Они доброжелательны и воздушны, но на втором плане, там, где-то за кадром, то ли от лёгкого движения одним уголком губ, то ли от чуть более узкого прищура глаз рождается полная уверенность в готовности человека на многое. Настолько на многое, что твой опыт изучения свойств совместного сочетания порошков и жидкостей покажется невинным воспоминанием о чтении журнала "Юный натуралист", а твоя проба непривычных телесных контактов зачтётся за нежную спа-процедуру.
Елена, облачённая в облегающие чёрные джинсы и чёрную кофточку, стянула с макушки резинку, и её пепельные скандинавские волосы рассыпались серебром по плечам.
- Мясо! - констатировала она, покрутив носиком. - Обожаю мясо!
Надо ли говорить, что после этих слов, я пластом лежал у её ног. Это был какой-то огонь! Мясо - плоть убиенного животного - таит в себе не просто белки и жиры. В мясе кровь и пламя, в мясе страсть и сила. Девушку, жующую капустный лист, хочется погладить по мягкой шёрстке. Девушку, вонзающую крепкие зубы в кусок отбивной, хочется как следует прожарить. Впрочем, такая барышня и сама кого хочешь отжарит.
Когда закончился виски, я обнаружил, что дверь спальни плотно закрыта, а из-за двери доносятся недвусмысленные ахи и охи. Саня стругал свою швабру, и племянница Буратино податливо скрипела. Елена, изящно закуривая и вскидывая тонкое прозрачное запястье, подняла на меня небесно-голубые очи. Если бы она банально подсела поближе и провела острыми коготками по моей ноге, момент был бы испорчен: подобное развитие сюжета я переживал много раз, и сюжет оказывался одноразовым. Но моя саламандра, источая магический жар, докурила сигарету, подрагивая тем самым развратным уголком губ, что взвинтил меня, как пружину, затем встала и, подхватив бутыль текилы, кивнула:
- Пойдём. Прокатимся.
Заинтригованный, я покорно пошёл за Еленой. Во дворе, несмотря на поздний час, у подъезда клубилась толпа мужиков и подростков, и было от чего: прямо у входной двери поблёскивал заморским невиданным шиком жёлтый спортивный Феррари. Любитель парковать драндулеты прямо у двери наши задиристые соседи обычно карали спущенным колесом или царапиной на весь борт. Но перед мощным битурбированным красавцем народ застыл в благоговейном молчании. Парни почтительно расступились перед нами и кто-то завистливо прошелестел:
- Ни хрена себе, Лёха...
На кольцевую Елена вырулила флегматично-спокойно и столь же флегматично проехала первый километр. Но потом меня вдавило в кресло и я ощутил себя космонавтом, прощающимся с матушкой-Землёй. Я считал, что люблю быстро ездить, но, как оказалось, доселе не знал, что это такое. Мы мчались, резко и уверенно перестраиваясь между тихоходами (тихоходы шли, подозреваю, где-то под сто пятьдесят) и впервые осознал причину визга всех моих барышень, которых я некогда укатывал, раскручивая на секс.
- Открой! - приказала валькирия, показывая на текилу..
- Мы убьёмся, - проговорил я, старась унять дрожь в голосе.
- Боишься?
Зажав руль между коленями на ровном участке дороги, Елена сама распечатала огненный напиток и влила в себя дозу пламени.