– Верно, атаман, но по – другому ты в железную птицу не полез бы, пришлось мне тебя чуть помять. Царю же не откажешь, а он тебя видеть хотел.
– И то верно, вой осударю попрек не скажет. Токмо не знамо мне, что ента за водка?
Верещагин ухмыльнулся и взял у Максима графин с беленькой:
– Щас узнаешь, Иван Алексеич, лучше всякого вина будет!!
Галкин поднес рюмку к носу и, поморщившись, произнес:
– Яко вино хлебное, токма дюже прозрачно!
– За примирение, не держи зла на меня, атаман, – поднял рюмку Верещагин.
– Любо, воевода! – осушил рюмку Галкин.
– Дрогнули!!
– Кхэ!! Зело крепко вино будэ!! – закашлялся казак – Отродясь не видовал!! Любо, воевода, любо!!
– Да ты водку никогда что-ли не пробовал?? – удивился реакции Галкина майор.
– Как енту ни в раз, крепка дюже! Токма у нас се дело вином хлебным нарекаем.
Наполнив еще по одной, Верещагин, поймав одобряющий взгляд Лемеха, встал и обратился ко всем находящимся за столом:
– Государь, разрешите тост сказать?
– Говори, Антон. Но почему только ты и наш гость крепким балуетесь? Максим, – нашел официанта капитан – будь добр, разлей-ка всем народного напитка.
После того, как официант наполнил все рюмки, начальник службы безопасности продолжил:
– Итак, тост! За наших новых друзей, за отважного атамана Ивана Алексеича и его казаков!! Ура!
– Хороший тост, Антон, – похвалил Верещагина "царь" – Если конечно гость за друзей нас считает. Атаман, ты как, не в обиде на меня?
– Твое осударево величество, – сухо начал Галкин – негоже мне на царей обиды держать. Да токма я человек служивый и по указанью царя и великого князя Михаила Федоровича на землицах ентих. А коли гость в хоромах сих красных, хоть и в дальней украине, то благодарствую за хлеб – соль, великай осударь.
– Ну и хорошо, – посмотрел на опустившего голову казака Лемех – выпьем!
Когда все сели, Антон вновь наполнил свою и атамана рюмки:
– Иван, давай по-простому поговорим, как мужик с мужиком?
– Як не смерд я, а воин!! – удивленно уставился на говорящего Галкин – Али слова твои неверно разумею. Какой же я мужик, да и ты воевода?
– Вот блин!! Ну, выпьем как воин с воином, говорю же, издалека мы приплыли, язык у нас один, но немного отличается, мне тебя порой тоже сложно понять. И сними ты свою шубу, жарко же.
– Это ты верно баешь, воевода. Вино енто дюже борзо, яко жар в преисподней!! – отдавая шубу Максиму, улыбнулся майору Галкин.
Постепенно застолье подходило к концу, а непривыкший к столь крепким как водка напиткам атаман после пятой порядочно захмелел. Лемех, глядя на осоловевшего, ткнул локтем Нестеренко:
– Слушай, Петр, думаю, что уже можно с нашим гостем из прошлого и поговорить. Как ты там сказал, какой сейчас год по старому летоисчислению?
– Если я правильно посчитал, то 7142 или 1634 год, первый Романов на троне. Только я этот период плохо помню, разве что война с поляками, да и вот – освоение Сибири. Анатолий Алексеевич, вы же понимаете, как все это дико выглядит?
– Что именно?
– Я про предположение о том, что мы провалились в прошлое. Нет, конечно, увиденное на пленке и слова Кривенко я не подвергаю сомнению, но больно все это фантастикой попахивает. Может у нас глюки какие…коллективные?
– Петь, ну не столько же дней подряд, да и натурально все слишком. Сам посуди, ни тебе самолетов, ни кораблей, ни связи, ни городов. Куда все это могло деться?
– Не знаю. Ладно, поговорим с этим ряженым, – кивнул он в сторону о чем-то увлеченно беседующего с майором Галкина – разговор построим, как и спланировали, правильно?
– Да. С утра организуем общее собрание, капитаны судов, старшие помощники, начбез, Кацман и наш особист с "Курчатова". Я с ним перед полетом группы Верещагина к Якутску имел довольно обстоятельный разговор.
Официанты постепенно убрали со стола, оставив лишь алкоголь и вазы с фруктами. Лемех, заглядывая в свой ежедневник на спешно составленный план разговора, громко обратился к атаману, который удивленно смотрел на руки Верещагина, очищающие апельсин:
– Атаман, расскажи мне про царя своего, да и про себя, как ты в этих краях оказался?
Галкин, оторвав пьяный взгляд от диковинного для него апельсина, посмотрел на Лемеха:
– Гм. Твое осударево величество, дык как шляхтичей из Москвы прогнали, так и его царево величество, великай князь Михаил Федорович по воле божьей на царствие положен. Токма не видывал я нашего осударя, сызмальства на украине, як батька с Ермаком прибыли. В осемнадцатом году в Енисейский острог направлен, а далее чрез десяток зим был пожалован атаманом и сыном боярским, поставил острожек на ленском волоке от сыроедов спасаяся. Далече по реке на стругах с товарищами спустился, да якуцких людишек под государеву руку приводил, то больно доспешны и воисты они, осударь. Призывал их для ясачного збору и покорности. А далече оприч де того места, где Петр Бекетов острожек поставил, его и оброняю с людьми своими и Бекетова. В якуцком остроге должон делать всякие дела по осудареву указу и по памятам, каковы из Енисейского острога от стольников присланы.