– Вы странный мужчина, – хмыкнула Эмма. – Или японцы все такие?
– Я не «японец», я Маса. Просто Маса. Спокойной ночи.
Учтиво поклонившись, я направился к себе в номер. Сердце мое трепетало. Я знал, что спокойной ночи у меня не будет.
Но душа устроена причудливо. Выплеснув из нее со словами огненные искры, я будто притушил костер. Он уже не пылал, а тлел ровным, чуть потрескивающим пламенем. Оно не обжигало, а грело. Уснул я очень быстро и спал очень крепко.
Пробуждение было такое, что я решил, будто мне снится чудесный сон.
Надо мной склонилась Эмма, она теребила меня за плечи.
– Маса! Маса!
Я подумал, что не хочу просыпаться. Я притянул Эмму к себе и стал целовать в горячие губы.
Под ними оказались зубы, которые меня больно укусили.
– Прекратите! Не до глупостей! Что-то случилось! Вставайте!
Она рывком высвободилась. Я сел.
– Случилось? С кем?
– С ними! С Корделией и Фандориным!
Сам не понимаю, почему я первым делом посмотрел на каминные часы. Как будто имело значение, сколько сейчас времени.
Было начало седьмого. Зимой это еще совсем ночь.
– Я не спала. Услышала за стеной странные звуки, – отрывисто говорила Эмма, пока я натягивал брюки и рубашку. – Я постучалась. Ответа нет. Лишь какое-то бормотание. Скорее! Нужно выбить дверь, она заперта на засов. У меня не хватит сил!
Я чуть не упал, наступив на шнурок. Выскочил в коридор.
– Господин!
Никакого ответа.
Отбежал, вышиб створку.
Первое, что я увидел – серый прямоугольник распахнутого настежь окна. Оттуда несло холодом. У кровати светился ночник. Эраст Петрович сидел совсем голый, согнувшись и обхватив голову. Он слегка раскачивался и монотонно повторял: «Сэпамуа, сэпамуа, сэпамуа…».
– Что с вами, господин?!
Я схватил его за руки, заглянул в лицо. Оно было бледное, с закрытыми глазами.
– Скорее! Они ее уводят! – закричала Эмма.
Я бросился к окну.
На дальнем конце лужайки смутно темнели три фигуры: две плотные по бокам, одна тоненькая посередине. Донесся слабый, жалобный вскрик.
– Оставайтесь с господином! – прорычал я, перепрыгивая через подоконник.
Но Эмма последовала за мной.
– Он жив. И не ранен, крови нет. Займемся им потом! Нужно спасать клиентку!
Лужайка была уже пуста. Похитители и их жертва исчезли. За ивами шумел водопад.
– Там река! Никуда не денутся! За мной! – приказал я.
В этой ситуации детективные таланты Эммы были не нужны. Требовались скорость, решительность и ловкость.
– Погодите! Я не успеваю за вами!
На берегу оказалась пристань. Вдоль белопенной полосы, очерчивающей плотину, стремительно работая веслами, плыла лодка. Теперь стало видно, что похитителей трое. Двое гребли, один прижимал к себе вырывающуюся жертву. Корделия была в чем-то белом – вероятно, в ночной рубашке.
– Вон лодка! Скорей! – толкнула меня Эмма.
Действительно, у причала покачивался маленький ялик. Весла были в уключинах.
Мы запрыгнули, оттолкнулись.
Те, в четыре руки, гребли быстрее и достигли противоположного берега, заросшего густым ивняком, на минуту или полторы раньше.
Склон был крутой и темный, я лез по нему вслепую. Эмма отстала.
– Догоняйте! Нельзя их упустить! – крикнула она сзади. – У вас есть оружие?
«Наган» остался на тумбочке, но это было неважно.
Наверху я огляделся и ничего не увидел. Пустырь, деревья, неясные очертания домов. Ни души.
Но из темноты вновь раздался сдавленный возглас – Корделия не сдавалась, она звала на помощь! Кажется, впереди был мостик, перекинутый через ручей или овраг. На той стороне светился уличный фонарь.
Пригнувшись, я понесся длинными скачками торабасири. Этот метод бега негоден для больших дистанций – не выдерживает дыхание, зато он очень скор.
Через несколько секунд я был уже на мостике.
– Маса!!! На помощь! – услышал я крик сзади и остановился.
Кто-то напал на Эмму!
При торабасири обернуться, когда разогнался, можно только одним способом: перекувырнувшись через голову. Приземляешься на корточки и застываешь, как вкопанный.
Только это меня и спасло – то, что я перекувырнулся и присел на корточки.
Проделав кульбит, я оказался на той стороне мостика. Сюда уже достигал свет фонаря. У меня над головой просвистело что-то блестящее. Я выпрямился и увидел, как из черноты надвигаются две фигуры – одна потоньше, другая поплотнее.
Знакомый голос сказал на немецком: