– Еще разок. Покажи, что ты умеешь.
Аспен!
Второй человек – тот, что стройнее – сделал быстрое движение: выхватил что-то из-под куртки, кинул. Метательный нож!
Бросок был отличный – быстрый и точный, прямо мне в горло, но теперь я уже изготовился к обороне и качнулся вправо. В следующее мгновение мне пришлось уклоняться от третьего ножа, потом от четвертого. Это был настоящий мастер кунайдзюцу, метания ножей – искусства, которое наши ниндзя довели до совершенства. Только ниндзя, бросая кунай, находятся в постоянном движении, а напарник Аспена стоял на месте. Это его и погубило.
Уклоняясь от четвертого броска, я присел, на глаза мне попался валявшийся у обочины увесистый камень. Я подхватил его и показал метателю, что тоже умею швыряться опасными предметами (как я уже говорил, эту науку я освоил еще подростком). Уворачиваться моего противника не учили. Это очень большое упущение. Ну, то есть он попробовал увернуться, но лучше бы этого не делал – дернулся вбок, повернул голову, и получил удар в висок. Если б в лоб, обошлось бы тяжелым сотрясением мозга, а так, конечно, треснул череп – я понял это по хрусту. Камень я кинул очень сильно, потому что торопился спасать Эмму.
Однако оставался еще Аспен. Куда делась Корделия, было непонятно. Наверное, они оглушили ее, чтобы не кричала и не мешала расправиться с преследователями. Размышлять об этом сейчас было некогда.
Прежде чем броситься назад, к Эмме, я должен был одолеть Аспена – иначе он выстрелит в спину.
В руке у виновника всех наших бед посверкивал вороненой сталью хорошо знакомый мне «герсталь» – револьвер, похищенный у господина.
– Всё, японский Кугель. Твои похождения закончились, – сказал Аспен. – Попрыгал, поскакал, и хватит. Теперь я тебя слопаю.
(Я понимаю, что для такого момента повествования это не совсем уместно, но не могу здесь удержаться от культурологического комментария. В России очень любят сказку про круглый моти, который катится по белу свету в поисках приключений. Его имя Коробокку. Считается, что это очень русская сказка. На самом деле она есть у разных народов. У англичан моти называется Джонни Кэйк, у немцев Кугель. Заканчивается сказка у всех народов трагически: булочку съедают. То, что Аспен обозвал меня не Джонни Кэйком, а на немецкий лад, лишний раз подтвердило гипотезу господина: это и есть Э.П. фон Дорн. Мысль пронеслась у меня в голове, но не задержалась, потому что, когда на тебя направлено дуло револьвера, выпускающего шесть пуль за две секунды, лучше держать голову пустой и прозрачной.)
– Хорошая штука, я оставил ее себе, – помахал «герсталем» Аспен и тут же выпустил в меня весь барабан: бам-бам-бам-бам-бам-бам!
Когда моя голова пустая и прозрачная, а я весь превратился в пружину, попасть в меня очень трудно даже с маленького расстояния. Если в тебя стреляют, нужно стать вихрем «торнадо», который закручивается спиралью. Я видел такой на Диком Западе. Попробуйте, постреляйте в торнадо. Одна пуля, правда, продырявила мне рукав, другая чиркнула по воротнику, третья слегка опалила волосы над ухом, зато остальные три улетели в молоко (не знаю, почему это так называется).
А потом, когда «герсталь» выплюнул все свои заряды, я налетел на Аспена и сшиб его с ног сочным маэгири. Прежде чем бежать к Эмме, я наклонился над упавшим и сказал ему:
– Ты не фон Дорн, ты фан Дорн.
По-английски получилось очень остроумно, потому что fun значит «потешный». После этого я собирался хорошенько стукнуть пленника по голове, чтобы она минут на пятнадцать отключилась. Но Аспен, оскалившись, просипел:
– Фон Дорна захотел? Руки коротки.
Это меня заинтересовало.
– Ты не фон Дорн? А кто же он?
– Его имя можно назвать только шепотом, – еле слышно сказал Аспен. – Наклонись.
Иногда, увы, я делаю ошибки. Я наклонился.
Он рванулся кверху и впился зубами мне в горло. Хватка у него была, как у крокодила, мертвая.
От неожиданности и боли (а мне было очень больно) я сделал еще одну ошибку: ткнул Аспена указательными пальцами в оба уха. Если удары нанесены одновременно, а пальцы натренированы, это мгновенная смерть. В свое оправдание могу только сказать, что я очень волновался за Эмму.
Сунув в карман «герсталь», возвращение которого наверняка порадует господина, я побежал назад, через мостик, в темноту.
Я кричал: «Эмма! Эмма!»
Ответа не было.
Я обежал весь берег, но нигде не нашел ее. Эмма исчезла. В одном месте серая зимняя трава была примята, что-то посверкивало. Я поднял полураскрытый кожаный веер с зеркальцем и окоченел от ужаса. Какое-то время пометался в кустах, больше ничего не обнаружил. Вспомнил о госпоже Эрмин. Кинулся обратно.