Часть вторая
Сокрытое во тьме
Все люди разные
(Продолжение)
Брюнет с аккуратными черными усиками медитировал в позе «Спящий тигр». Это самый лучший способ взять под контроль ярость, которая клокочет внутри. Ярость была не гневная, не горячая, а холодная, никогда не перегорающая, потому что мерзлота, в отличие от огня, пожирающего самого себя, вечна. Медитация сжимала ярость, как пружину, всё существо наполнялось звенящей силой.
Он приготовил себе подарок, небольшой красивый праздник. Потому что любил себя баловать и любил красивое. В конце концов даже бог имеет право на отдых. Вот и в христианской Книге сказано: «И завершил Господь к седьмому дню дела Свои, и почил от всех дел, которые делал».
Глаза с огромными черными зрачками на несколько мгновений открылись, осмотрели помещение. Тонкие губы тронула улыбка. И поглядел Бог вокруг на то, что Он сделал, и сказал себе: это хорошо.
Этюд был подготовлен безупречно. Луч лампы высвечивает зелень нефрита, иероглифы начертаны с элегантной небрежностью, волосы сидящей девы отливают бронзой. Остается только дождаться гостя. Он в пути, скоро будет здесь. Ожидание праздника – тоже праздник. Спешить некуда.
На столе лежала пришедшая накануне телеграмма из Марбурга, во всех отношениях приятная.
Быстрый стук. Голос:
– Господин, экстренное сообщение из Парижа!
Ресницы снова открылись и больше уже не закрывались. Зрачки стремительно сузились. Цвет глаз оказался бирюзовый, с ледяным отливом.
Тронув узкой рукой висок (он был седоватый, словно примороженный инеем), брюнет тихо спросил очень молодого человека, просунувшего голову в дверь:
– К-кто ты? Я тебя раньше не видел.
– Кнобль, дежурный… Я только что закончил школу. Первый день здесь.
Парень очень волновался.
– Я же отдал рафи`ку п-приказ не беспокоить меня ни при каких обстоятельствах. Ни-при-каких.
– Но рафик проверяет посты, а пришла телеграмма. Там написано: «Сверхсрочная. Вручить немедленно».
Сидящий вздохнул, протянул руку.
– Давай.
Прочитал. Поморщился. Блаженное состояние было разрушено, праздник испорчен.
Минувшей ночью ему приснился кошмар. Будто он – не он, а кто-то совсем другой, в ком не леденеет безмолвная вечная ярость, а журчит родник, горячий ключ, и вокруг не ночь, а сияющий день. Никогда, никогда раньше ему не снился день, только ночь, только темнота. Отвратительный сон, не к добру.
Так и вышло. В Париже очередной кризис, требующий вмешательства. И праздник отменяется. Нет времени.
Ярость вонзалась в сердце острыми ледяными иголками, требовала выхода.
Нажал на кнопку, вызвал местного рафика.
– Еду в Париж. Немедленно. – Набросал несколько строчек на листке. – Это отправить Лябурбу.
– Слушаю, господин.
Рафик чувствовал неладное. Пальцы на левой руке, заложенной за спину, нервно сжимались и разжимались.
– Так как тебя зовут? – повернулся брюнет к дежурному. – А да, Кнобль.
Приказал старшему:
– Собрать фидаинов.
Через минуту все кроме часовых, шесть крепких парней в одинаковых черных сюртуках, стояли перед столом в ряд.
– Я отдал приказ не беспокоить меня ни при каких обстоятельствах, – сказал брюнет, прохаживаясь вдоль шеренги и поочередно глядя в лицо каждому. – Вам ведь известно, что приказы нарушать нельзя?
Все молчали.
Он остановился перед крайним. Это был Кнобль.
– А он нарушил.
Взгляд светился бешенством.
Рука сделала движение – такое быстрое, что оно было почти неуловимо для глаза. Палец коснулся груди Кнобля, будто легонько клюнул его в сердце.
Голова дежурного запрокинулась, он вскинул руку, но она тут же безвольно опустилась, колени подломились, тело обмякло, повалилось на пол.
– Мои-приказы-нарушать-нельзя, – раздельно повторил брюнет. – Это первое, чему вас всех учат. Уберите п-падаль. Тем, кто меня сопровождает, через пять минут быть готовыми к отъезду. Я напишу короткое письмо, потом уезжаем.
Хорошие детективы получаются из людей двух очень разных, даже противоположных видов: наркоманов Приключения и наркоманов Порядка. (Если человек не наркоман своего ремесла, ничего путного из него не выйдет; все успешные профессионалы – наркоманы.)
Сыщиков первого типа дурманит аромат тайны, опасности, азарта. Маньяков Порядка лишает душевной гармонии всякое отклонение от нормы (особенно столь вопиющее, как преступление), и такой человек не успокаивается, пока не восстановит нарушенный уклад вещей. Это не охотник, это садовник, подстригающий кривые ветки и выпалывающий сорняки.