Хьётон: Джисаренхьё.
Техника Ледяных Оков для обычного человека была бы смертельной и необратимой. Лед медленно и неотвратимо покрывал тело и сковывал внутренности, растекаясь по меридианам вместе. Чтобы остановить нидзюцу и отсрочить смерть, жертве нужно было подавлять ее своей чакрой. И ни на что иное сил уже не оставалось. С Джуби подобный номер не прошел бы. Поэтому на коже биджу сквозь бахрому инея багрянцем вспыхнул рисунок джуиндзюцу. Печать Внешнего Пути, которая могла заблокировать чакру противника и сковать его кеккей генкай. Не в случае с Джуби, но она могла его замедлить.
За мгновение до того, как пара хвостов чуть не впечатала меня в Джуби, я успел отпрыгнуть, напоследок обрушив на зверя еще один Бьякко. Белая тень тигра проскользнула меж хвостов. Взрыв! Удар вновь заставил Джуби припасть к земле. Кромка ударной волны устремилась вверх, подхватив меня и позволив отлететь в сторону. Лапы мягко коснулись истерзанной земли. Каскады молний широкими веерами растекались по небу, окатывая округу раскатами молний. Угасающие электрические драконы уходили вверх и растекались в серных тучах праха тревожными отсветами отдельных разрядов.
Тем временем ледяная корка на спине Джуби начала быстро пропадать. Линий джуиндзюцу уже не было видно. Техники такого рода на эту тварь явно не имели большого влияния. Зато они оставались эффективными против кое-кого другого. Небольшая фигура, которая практически терялась на гигантской голове Хвостатого. Кьюкьёку соединялся с Джуби тонкой древесной пуповиной, с помощью которой и управлял монстром. Но сейчас на этой пуповине в сумерках блестели белые иголочки инея.
Действовать я начал раньше, чем мысль оформилась до конца. Чакра волной излилась из груди и прохладным потоком промчалась по меридианам, чтобы вырваться из пасти пронзительным оглушающим громом. Звук ударил по ушам, его волны были физически видны. Он сминал воздух, расходясь по нему маревом, и подхватывал пылинки, заставляя их плясать в пустоте. И он прокатился по земле, превращая ее в грязную мелкую пыль.
Волне Хататагами потребовались доли секунды, чтобы докатиться до Кьюкьёку. Эта техника била по площадям, ей было удобно поражать большое количество слабых противников. Но кого-то достаточно крепкого, вроде этой марионетки, она в лучшем случае оглушила бы и дезориентировала. Однако ее хватило, чтобы разбить застывшую пуповину, которая связывала Кьюкьёку с Джуби, и сбить марионетку с головы Хвостатого. Как раз в сторону мелькнувшего в небесах темного крылатого силуэта.
Я ощутил волну сакки даже на этом расстоянии. Похоже, марионетка тоже заметила нового противника и попыталась подавить его волю своим духовным давлением. Но, к ее несчастью, металлические крылья только холодно лязгнули, разрезая воздух. В сумерках тускло вспыхнул небольшой куб, озаряя светом человека в форме шиноби Кумо. Мгновение, и техника Стихии Пыли поглотила Кьюкьёку, уничтожая ее без следа. А я в Увабами не успеваю погасить скорость и кубарем качусь по камням, наспех укрывшись металлическими крыльями. Увидев возможность подловить Кьюкьёку, я начал слишком торопиться и развил опасную скорость. И едва не угодил в Увабами под лапы Десятихвостого. В последний миг мощный порыв ветра сметает появившуюся после применения Хататагами пыль, которая накатывает на Джуби, скрывая его с головой, и уносит прочь мой клон, уведя его из-под стремительно опускающегося хвоста.
Похоже, одной проблемой меньше. Джуби теперь не контролируется разумным существом. Только вот... Глядя в огромный глаз, в котором по концентрическим кругам кружат капельки томое, я теперь совсем не уверен, что устранение Кьюкьёку было так уж необходимо. Контроль марионетки над Джуби был далеко не идеальным. И если они больше мешали друг другу, чем помогали, то Десятихвостый без лишних ограничений может быть опаснее.
Об этом я как-то не подумал...
***
Кушина запрыгнула на очередной камень и остановилась. Она в изумлении распахнула рот и смотрела на представшую ей картину. Камень под ее ногами оказался вывернутой скалой, которая лежала на земляной насыпи — кромке от гигантского кратера. Вся земля перед ней была опустошена. Ни травинки, ни деревца, ни чего-либо живого — голые скалы, по которым робко стекали мутные от грязи ручейки из запруженного русла небольшой реки. На небе вместо солнца сквозь пелену туч проглядывало тусклое пятнышко света, в сумерках сверху на землю ливнем осыпались комья грязи и медленно опадали хлопья пепла.