Возможно, это просто мои домыслы, но есть у меня гипотеза, что весь загробный мир создан или частично благоустроен Ооцуцуки. Не понятно с какой целью, не понятно как. Но тот, кто, можно сказать, властвует над всем этим местом, Эмма или Мейфу но О, как-то связан с Риннеганом, а это глаза Ооцуцуки. Конспирология? Возможно. Но за время, проведенное здесь, в голову и не такое придет. Например, то, что Чистый мир создан Рикудо с целью борьбы против Ооцуцуки. Как его мать использовала людей, скармливая их Шинджу, так он собирает их души и чакру здесь. И может использовать ее, призывая души мертвых в мир живых.
Бесконечное Цукиёми Кагуи — загробный мир в мире живых, Джодо Хагоромо — мир живых в загробном мире. Если рассуждать в таком ключе, то это пространство имеет большую стратегическую ценность. Его нужно осваивать. И пусть я далеко не Рикудо Сеннин, но я все-таки Рюджин. У меня есть обязанности перед моими людьми.
Темная тушь ложилась знаками на выведенный контур каменной стелы перед нарисованным храмом. Из-под кисти вырастали строки пяти имен, пяти незыблемых правил, пяти добродетелей, пяти заповедей и пяти истин. Это основные законы Рюджинкё и жизненные правила учения.
— Таков наш договор, — оторвав кисть от полотна, произнес я. — Ваша вера, моя защита. Наша жертва. И путь к спасению.
Капли туши падали на камень, принесенный в этот мир из другого измерения, растекаясь лужей, пока кисть не истаяла так же, как и тушь. И то и другое было создано моей волей и не было материально. Да и сам я не материален. Мое тело лежит здесь, отдельно и даже все еще относительно живо. Труп Хакуджа Сеннина был достаточно велик, чтобы питаться им все это время, поддерживая функции материального организма. С питанием душевным было немного труднее, чтобы закончить картину, потребовалось много духовной энергии, но оно того стоило. Контрастные пейзажи, изящные животные, застывшие воды и облака. Я был не самым лучшим художником, но научился кое-чему, осваивая кеккей генкай Курама.
И сейчас оставался последний шаг.
Усевшись на голый камень, я опустил руки на появившийся передо мной кото. И покосился назад, на таящихся в тенях демонов. Полные серебряных слез глаза Хашихиме, пара кроваво-красных очей Оэчиноками и пятнадцать такого же цвета глаз Шутен-доджи, аморфное тело Умибодзу. Не знаю, что им от меня нужно, но эти создания, вроде, мирные и не причиняли мне вреда. И отгоняли от моего физического тела всяких падальщиков.
— Не знаю, что сейчас произойдет, так что будьте осторожны, — посоветовал я своим зрителям, прежде чем опустить пальцы на струны.
Бамбуковые плектры коснулись шелка струн, рождая в этом безвоздушном пространстве тонкий звук. Энергия в моем нематериальном теле шевельнулась, вплетаясь в мелодию и летя вперед. Она коснулась висящих в воздухе линий. Звон струн пробежал по нарисованным деревьям, превращаясь в шум ветра, шелест листьев и скрип ветвей. Рисунок ожил, наливаясь красками. Розовеющие бутоны слив распустились, и носа коснулся их аромат. Задрожали в воздухе крылья птиц и бабочек. Замершая в грациозном прыжке рыжая лисица взмывает над волнами трав, распугивая насекомых. Издали донесся рокот водопада, медленно плывущие в голубых небесах белые тучи открыли диск солнца, лучи которого упали на ярко-алые тории и терракотовую крышу храма и осветили вспыхнувшие золотом письмена на каменных стелах. Ударили о черепицу капли дождя, в воздухе вспыхнула многоцветная радуга. Воды рек перекатывались на камнях, волны моря бились о скалы, рассыпаясь брызгами и взбивая пену.
Картина оживала, разрастаясь вширь, раздвигая границы. Сок тек по сосудам растений, их клетки наполнялись поддерживающей тургор жидкостью, расправлялись листья и лепестки. Бились сердца лис и птиц, разгоняя кровь по телу, гемолимфа обволакивала органы насекомых.
Разрозненная духовная энергия этого мира перетекала, обретая форму, следуя вложенным в картину законам. Воздух не был воздухом, но имел схожие свойства. Тела не были материальны, но были построены аналогично настоящим, исходя из генетического кода. Эта жизнь была чуть больше, чем иллюзия. Она охватила меня, затянув в себя, позволив ощутить дуновение ветра, влагу и холод дождя, тепло солнечного света, запахи и звуки. Я смог очутиться на мощеной площадке перед храмом. Меж влажных камней брусчатки блестела вода, капли только что прошедшего дождя сверкали в свете солнца и падали с крыш на покрытый мхом щебень. Мне впервые за долгое время удалось вздохнуть полной грудью. Пахло свежей травой, влажной землей, цветущими сливами.