— Яна, посмотри, новый материал для пододеяльников. Его не нужно ни крахмалить, ни гладить, он совсем не мнется. Видишь, что я купила?!
Мама опять сияет от счастья, рассматривая одну из своих очередных покупок, а мне хочется ей сказать: «Мама, Ян ведет себя очень странно. Что мне делать? Посоветуй». Но это означает одним махом разрушить мамино счастье. А в конце концов я бы все равно услышала: «Я тебя предупреждала, я так и думала, однако ты настояла на своем. Для тебя он был самым хорошим парнем на свете».
Был? И есть! Что это я вбила себе в голову? Кто знает, о каких проблемах идет речь? У него могли быть какие-то неприятности, что-то экстренное, о чем Вашек не хотел мне говорить. А может быть, Ян ему запретил? Господи, как же мне это сразу не пришло в голову! Я уже до такой степени поддалась ревности, что мне нужно, наверное, пойти к психиатру. Надо сейчас же написать Яну: «Мой дорогой Ян, я тебя страшно люблю, и если тебя что-то терзает, не скрывай ничего от меня, я хочу тебе помочь, ведь для этого я и живу на свете…»
Мои мысли опережали действия. Составив письмо в уме, я взяла бумагу и ручку. Но только я написала три слова: «Мой дорогой Ян», как из глаз у меня брызнули слезы и все буквы расплылись.
В этот момент снова вошла мама, уже в форменной одежде:
— Я с этими пододеяльниками настолько потеряла голову, что забыла отдать тебе письмо от Яна…
Знакомый конверт, знакомый любимый почерк. Обрадовавшись, я обняла маму.
— Какие мы, женщины, глупые, — сказала она, — плачем от радости!
Однако письмо было не от Яна, хотя обратный адрес и почерк на конверте принадлежали ему.
Письмо, которое выпало из конверта, было написано женской рукой, от него исходил запах знакомых духов. Я посмотрела на подпись, и мороз пробежал у меня по коже: «Ваша знакомая и незнакомая Лида».
«Не читай это письмо! Разорви его сразу, сожги!..» — предостерегающе шептал мне внутренний голос. И почему человек не прислушивается к тому внутреннему голосу, что звучит в его душе? Я начала читать: «Ваш Ян уже давно мой любовник. Вы бы этого не узнали, если бы он не вел себя грубо по отношению ко мне, когда я ему сказала, что ради Вас не хочу иметь от него ребенка. Мне Вас искренне жаль, поэтому я хочу, чтобы Вы знали, в каком положении оказались».
И все. Белый листок бумаги, всего три фразы и подпись. Наверное, так же коротки смертные приговоры. Это письмо лежало на столе, рядом с расплывшейся от слез строчкой. Теперь я уже не плакала. Я даже не вскрикнула. Я молчала. Какое-то странное, леденящее спокойствие разлилось внутри. Такое состояние бывает, наверное, у людей, предчувствующих несчастье. Я предчувствовала его с того момента, когда нашла ее фотографию, которую Ян спрятал. Страх поселился где-то около сердца, и я уже не могла от него избавиться. Я боялась за нашу любовь, потому что она была слишком прекрасна.
Глубокая печаль овладела много. Она, словно дикий зверь, впивалась в меня своими когтями — в глаза, в грудь, терзала все мое сразу как-то странно обмякшее тело. Мне казалось, что я ослепла, я не могла двигаться, не могла дышать. Хотелось кричать, но из груди вырывался лишь тихий-тихий стон. Все было как в детстве, когда во сне на меня прыгала злая черная кошка пани Балковой и я от ужаса не могла закричать, а только стонала.
Потом папа эту кошку куда-то отнес.
Однако сейчас весь этот кошмар происходил наяву. И папы не было со мной рядом. Я была одна со своей безграничной печалью.
Утром я встала как обычно. Мама спала после ночной смены. Я приняла душ, оделась, намазалась остатками Даниного «дермакола», причесалась, села на трамвай и поехала на работу. Неужели и вправду ничего не изменилось? А может, это оказывало свое притупляющее действие снотворное. Или у человека настолько совершенен организм, что он в состоянии, когда это нужно, отключить память, мысли, чувства…
— Как вы спали, Яничка?
— Спасибо, хорошо.
— Что значит молодость! Ведь ночью была страшная гроза. Я проснулся и потом не мог сомкнуть глаз.
Молодость?! Это результат снотворного. Белых круглых таблеток в коробочке с надписью: «Водителям и лицам, работа которых требует повышенного внимания, препарат употреблять запрещается». Меня это не касается, я могу выпить столько таких таблеток, сколько захочу. Запьешь водой, и через несколько минут ты уже ничего не помнишь, у тебя такое ощущение, что ты проваливаешься в темную бездну. А потом наступает покой. Спасительные таблетки! Но их было только две, и все равно это счастье, что папа не взял их с собой. Он тоже страдает бессонницей, особенно в период гроз. Я покупаю ему таблетки в аптеке, где работает моя двоюродная сестра Вера, тайно от мамы, потому что она с недоверием относится к любым лекарствам.