— Откуда тебе об этом известно, Вера? — изумился Лацо.
— Известно, потому что это меня интересует. — Она спокойно взглянула на него, потом на меня: — Ты что делаешь после работы, Янко? Если есть свободное время, я могу пригласить тебя на одно мероприятие.
— Вот это да! — только и сказал Лацо.
Как только мы с Верой вышли из казармы — я впервые уходил вовремя, — на нас набросилась целая ватага ребятишек. Собственно, не на меня, а на нее. Я оторопел.
— Пошли-пошли, — Вера, смеясь, взяла меня под руку. — Теперь наконец дошло, что я пригласила тебя на встречу с пионерами?
На встречу с пионерами! А мой лучший друг, наверное, теряется в догадках. Прервав мои размышления по этому поводу, ко мне подбежала девчушка-дюймовочка — за ушами две тугие светлые косички, и в каждой — по огромному, словно крыло бабочки, банту. Она доверчиво взяла меня за руку:
— Ты будешь нашим вожатым вместо Гонзы? А в шарики ты умеешь играть?
Мне очень захотелось, чтобы у нас с Яной родилась девочка. Вот как эта, например… Шарики… Черт побери, когда же я последний раз играл в шарики?
— А пускать змея будем? — спросила другая девочка, тоже с косичками, спускающимися по ее спине двумя блестящими черными змейками.
— А умеешь стрелять из духового ружья? Но только так, чтобы, что ни выстрел, то прямо в цель? — спрашивал мальчишеский ломающийся голос.
Следующий мальчик допытывался, умею ли я водить танк и придумывать игры и что мне известно о планетах. Короче, меня проверяли так основательно, что я даже вспотел. Мысль, что я вряд ли справлюсь с ролью вожатого, становилась все более навязчивой. Вот разве что танк выручит. Но конкуренции с неизвестным мне Гонзой я ни за что не выдержу.
— …Мы делали с Гонзой змея, а клей не хотел вылезать из тюбика. Тогда Гонза нажал, и клей ка-ак вылетит…
— …Только с другого конца, и прямо Гонзе на форму. И так прилип, что мы никак не могли его отчистить и стали плакать…
— …Это вы плакали. Девчонки всегда плачут…
— …Еще бы! А вдруг командир не отпустил бы больше Гонзу за такой проступок?.. Но он отпустил, хотя клей отчистить не удалось, и Гонзе выдали новую форму.
— …Он купил нам шарики, и мы состязались у реки на звание лучшего игрока. А Блоха думал, что выиграет…
— …Этот Блоха, товарищ поручик, такой завистливый, всегда хочет выиграть. Однажды он перевернул ведерко. Знаете такую игру — нужно ходить с завязанными глазами среди ведерок, полных воды?..
— …Лучшим игроком стал Гонза, но он все шарики нам опять раздал. Блоха бы ни за что этого не сделал, и никто другой, кроме Гонзы. А он нам еще пастельные карандаши купил…
— …Сейчас он с нами не занимается, потому что гагаринцы попросили его помочь им подготовиться к конкурсу… Да с Гонзой любой конкурс выиграешь, он все на свете умеет… А ты его не знаешь? Ты не знаешь нашего Гонзу?
Это, конечно, звучит парадоксально, но Вера и ее пионеры познакомили меня с одним из моих танкистов. Разумеется, я его знал. Десятник Гонза Жальский — командир второго танка в первом взводе, отличный боец. Перед уходом в армию комсомольская организация больницы, где он работал лаборантом, рекомендовала его кандидатом в члены партии. Он член бюро Союза социалистической молодежи роты.
Биографию каждого солдата своей роты я мог бы рассказать наизусть, но в том-то и дело, что каждого из них я пока больше знаю по анкетам. А я ведь на собственном опыте убедился, что нигде человек не общается так активно с другими людьми, как в армии, однако при этом он может чувствовать себя ужасно одиноким.
Как много значила для меня на действительной службе дружба с Лацо, Вашеком, Пушкворцем! А сколько неприятностей доставили мне Поспишил и водитель моего танка верзила Мелишек! И как по-отечески выручил меня из нависшей надо мной беды майор Рихта! Он никогда не играл роль добренького папаши — он был для этого слишком молод. Он никогда ни на кого не кричал, но перед ним терялись даже самые дерзкие солдаты. Его подчиненные учились у него мужеству, прямоте и честности. Только благодаря ему я стал офицером и командиром. А стал ли? Какое емкое это слово — командир!
…От моего плаща и рубашки идет пар — я сушу их перед рефлектором в своей холостяцкой комнате. Мы отправились с Жальским побродить по окрестностям и ушли далеко от города, когда вновь хлынул ливень. Во время нашей прогулки Гонза признался, как стыдно ему за глупые шутки над Жачеком, хотя сам он при этом не присутствовал — передавал дежурство на КПП. Он сказал, что хочет разобрать этот случаи на заседании бюро ССМ, а потом вынести его на собрание, ведь в конце концов речь идет не только о Жачеке, но и о взаимоотношениях бойцов первого и второго года службы. Гонза — умный и чуткий парень. Но мне показалось, что и он боится Сливы. Он не сказал о Сливе ничего плохого, напротив, даже признал, что десятник очень помог ему, когда он облил клеем свою форму. Именно Слива уговорил старшину обменять ее. Ему старшина, конечно, не отказал, Сливу он уважает. А кто его не уважает?..