Я сидела на чемоданчике позади закрытого киоска. Дурнота постепенно проходила, но я чувствовала себя слабой и разбитой. И еще было противно, что свитер прилипал к потному телу. Да что это опять со мной?! Я кусала губы, чтобы не зареветь. Однако слезами не поможешь. Надо будет сразу пойти к доктору Вондре. Как он встретит меня? Прощаясь, он сказал: «Ну, Яна, надеюсь, в клинике мы больше не увидимся». Я тоже была в этом убеждена. Но теперь придется туда пойти. Я сделаю все, чтобы стать совершенно здоровой. И Ян ни о чем знать не должен, у него и так забот хватает.
Рассуждая так, я уже не могла сдержать слез. Но потом мне стало смешно — вспомнилось высказывание Пушинки о том, что ничто не трогает нас так, как собственное благородство. Значит, я рыдаю над тем, что я такая благородная и отзывчивая?.. «Ну да! — усмехнулось Отважное Сердце. — Такой ты хочешь быть, но у тебя это плохо получается. И ревешь ты сейчас лишь потому, что Ян не прибежал на станцию. Ведь больше всего на свете тебе хотелось упасть ему в объятия, рассказать обо всем и позволить отвести себя домой. Ты только делаешь вид, что храбрая и сильная. А еще ты ревнуешь к Вере…»
К счастью, вдали раздался гудок. Из здания вокзала вышел дежурный по станции пан Кутилек. Я смешалась с толпой на перроне, чтобы он меня не заметил, и вошла в тот вагон, который остановился около меня.
Как только поезд тронулся, меня опять начало мутить. Я едва успела дотащиться до туалета.
Мы с Лацо опять стоим в очереди. Теперь главным образом в кулинариях — покупаем полуфабрикаты.
— Как насчет тефтелей? С татарским соусом?
— Мы их ели позавчера. А что ты скажешь о рубленом бифштексе? Наше меню должно быть разнообразным. Понял?
Блюда нашего разнообразного меню уже не лезут мне в глотку. Тефтели, рубленые бифштексы, бесконечные картофельные кнедлики, начиненные мясом. Последний раз они у нас разварились. Ко дну прилипла какая-то странная липкая масса, ну прямо приварилась, а фарш всплыл наверх. Мы выбросили кастрюлю на помойку. Вере ничего не сказали: ей не обязательно знать обо всем.
На этот раз купили карпа в сухарях. Скоро рождество, придется жарить карпа, так что надо натренироваться заранее. И опять же какое-никакое разнообразие. Только вот сковорода после тефтелей осталась немытой с позавчерашнего дня. И вторая тоже — на ней мы жарили яичницу. Ох и надоела эта посуда… И вообще все эти домашние дела.
Лацо чистит картошку, а я в это время стираю рубашки. Пришлось бежать за стиральным порошком. Завтра надо купить чего-нибудь для чистки ковра — вчера я пролил на него кофе.
«Милый мой, — пишет мне моя жена, — надеюсь, что ты живешь хорошо. Только не забывай поддерживать огонь в печке…»
Я живу как король, изменница. Печка? Зачем королям печка? Опустевшая комната опять обогревается рефлектором, а перед ним сушатся носки. Но куда же повесить рубашки? Балкон завалило снегом.
— Ты съел огурцы?! — Шеф-повар возник на пороге ванной как воплощение мщения.
— Они в холодильнике.
— В холодильнике кукиш с маслом!.. Что я теперь подам к рыбе? Бросай рубашки и жми за огурцами. Надо бы и компот купить.
— Может, мне еще и в лес по ягоды сходить? Я занимаюсь стиркой. Если у меня рубашки не высохнут, мне завтра не в чем идти на службу.
— Какие мелочи! Просушить их феном… Ну-ка, давай по-быстрому!
Но быстро не получилось, и ужин наш состоял из хлеба с сыром и чая. Карпа пришлось выбросить, и опять вместе со сковородой.
Вот так мы и живем. Иногда мне кажется, что Вера нарочно взвалила нам на плечи домашнее хозяйство и еще критикует, когда у нее выдается минутка, свободная от собраний, активов и занятий. Квартира пришла в запустение. Я — тоже.
Обещанного повышения я, разумеется, не получил. Но пока капитан Понц долечивался, я продолжал командовать ротой. Кое-что у нас изменилось к лучшему, а именно отношения между солдатами первого и второго года службы. Я специально следил за этим с того самого момента, когда пришли новобранцы.
Ребята все еще не могут забыть Жачека. Бедняга Жачек! При жизни — предмет насмешек и жестоких шуток, после смерти — грозное предостережение. «Жачеков среди новобранцев не будет, — обещали мне командиры взводов и экипажей, — а среди нас не будет таких, как Слива!» Однако я сам бдительно слежу за всем происходящим в среде моих подопечных, находясь с ними от подъема до отбоя. А что мне еще делать?!