В этот день он осознал одну вещь: этот монах никогда не любил травяной чай и впредь будет брать цветочный.
В свете бумажных фонарей темнота не могла накрыть Сонбак полностью, лишь отдельные улочки. Чем позднее становилось, тем сильнее утихало оживление, люди расходились по домам и ложились спать. Тем не менее, Сюаньму всё равно решил проводить нуну до дворца, несмотря на количество её слуг. По неведомым причинам он понимал, что не сможет спать спокойно, если не будет уверен в её безопасности.
Большую часть пути они прошли в тишине, как и в лесу. Сюаньму был ужасным собеседником — никогда не мог поддержать разговор и нормально что-то ответить. Наверное, он мог быть хорошим слушателем — во всяком случае, словами шифу, к которому он питал глубокое уважение, Сюаньму заслушивался и не спешил уходить. Только его речь была пропитана вековой мудростью, в то время как нуна говорила о чём-то обыденном: о жизни во дворце, о том, как её насильно удерживали и не давали выйти погулять, даже по нужде она ходила под присмотром. Сюаньму вовсе не хотел, чтобы она замолкала и переставала болтать, но также понятия не имел, как поддержать разговор. Он лишь хотел слушать её голос.
Когда длинные каменные ступени, ведущие во дворец, оказались у их ног, нуна вдруг остановилась и посмотрела ему в глаза. Вдоль дворцовых стен также развесили фонари, поэтому весь их путь освещался.
— Рури, что ты знаешь о луне в праздник урожая?
Оторвавшись от взгляда янтарных глаз, Сюаньму приподнял голову в усеянное звёздами небо и нашёл почти идеальный круглый диск. Не понимая, вкладывала ли нуна в свои слова скрытый смысл, он предположил:
— Завтра она будет полной?
Она кивнула и добавила:
— Завтра я хочу полюбоваться луной вместе с тобой.
Не давая возможности возразить, принцесса вскочила на лестницу и пропрыгала на несколько ступеней вверх, заставляя слуг и стражников следовать за собой. Она на мгновение обернулась, помахала и побежала дальше.
Сюаньму не успевал за ней реагировать. Когда она уже была высоко, он вытянул ладонь и тоже помахал в ответ, но никто уже не смотрел. Он по привычке сложил руки за спину и пошёл в сторону постоялого двора.
На следующее утро Сюаньму проснулся от суеты за стенами. Разместившиеся здесь воины не только звенели металлическими элементами на своих одеждах, но и активно обсуждали недавние события Сонбака — в частности говорили про жестокое чудовище, убившее невинных женщин. Только в их речах его называли нечистью, а не человеком. Сюаньму не спешил поправлять, понимая их страх: люди боялись, что подобное мог сотворить один из них, а не какой-нибудь яогуай*, которого они изначально считали плохим.
* Яогуай (кит. 妖怪) — нечистая сила, чудовище, призрак, демон.
За пределами постоялого двора также началось оживление — ещё более шумное и активное, чем прошлым днём.
В горле Сюаньму немного першило, он прокашлялся, оделся после сна и даже накинул на себя тонкий доупэн* с капюшоном, но голову оставил непокрытой. Для зимы такой бы не сгодился — понадобилась бы меховая подкладка, но для осени самое то.
* Доупэн (кит. 斗篷) — плащ, накидка.
Только он собрался покинуть свою комнату, как в двери постучался сам хозяин постоялого двора:
— Уважаемый монах, вы не пойдёте слушать приговор?
Сюаньму вопросительно посмотрел на него. Поскольку он помог хозяину поймать мелкую нечисть, выгрызающую дыры в стенах, тот начал тепло к нему относиться. Должно быть, понял, что Сюаньму не знал о местных традициях, поэтому следующими словами всё разъяснил:
— Раз в год, на празднике урожая, наш великий и могучий король милует одного из преступников и дарует возможность покаяться в грехах и исправить совершённые ошибки.
Видимо, вот почему нуна так расстроилась, когда ей не позволили убить того человека собственными руками. Если его помилуют, то он и дальше сможет мучить людей. Сюаньму не верил, что нуна была жестокой и осмелилась причинить бы кому-нибудь вред, но всё равно осознал её мотивы.
— Спасибо, пойду, — ответил он и слегка кивнул головой.
Хозяин тоже поклонился и ушёл спиной вперёд, закрыв за собой дверь. Сюаньму привёл волосы в порядок, распутывая колтуны пальцами, и вышел в узкий коридор. Его комната находилась на втором этаже, поэтому пришлось спуститься по лестнице в просторный зал со столами и скамьями, которые сейчас частично были заняты и местами перепачканы.
Сюаньму не был голоден и вполне спокойно мог провести день без еды, поэтому незамедлительно вышел из помещения и угодил прямо в толпу. Не зря Сонбак считался столицей Сонгусыля: в городе проживало огромное количество людей, и сейчас никто из них не сидел у себя дома и не работал, а гулял по городу и развлекался.
Не надо было думать, в какую сторону идти: вся эта толпа стекалась в центр. В любой другой день Сюаньму предпочёл бы развернуться и отправиться в противоположный конец, а лучше сразу в лес, в тишину и покой, но вместо этого, словно потеряв рассудок, он плыл по течению людей — на одну из крупнейших площадей. Однако сейчас эта толпа вела не к ларькам с едой, а к высокому помосту, на котором уже успели построить виселицу.
Сюаньму оказался здесь очень вовремя. Раздался стук, и толпа стихла в то же мгновение.
В центр площади королевская стража в уже знакомых формах пронесла паланкин и поставила его на землю. Находящийся внутри не спешил выходить наружу и даже не открыл дверцу. Помимо охраны его окружали юноши и девушки в ярких оранжевых и золотистых одеждах, напоминающих пламя, — принцы и принцессы, Сюаньму сразу отыскал нуну среди них с какой-то странной накидкой на голове, но такую носили и остальные принцессы, и даже издалека ощутил исходящий холод — настолько недовольной была нуна.
Люди начали перешёптываться. Боковым зрением Сюаньму заметил, как слева, в окружении стражников в немного иной форме чёрного цвета без золотых элементов, они вели того самого убийцу невинных женщин. Руки и ноги мужчины были скованы, а голова опущена вниз, однако Сюаньму показалось, что на его лице он видел улыбку. Всё также окружённый стражей, он взошёл на эшафот и опустился на колени.
Из окна паланкина показалась рука.
— Чона!* — донеслось до ушей Сюаньму, он не знал этого слова.
* Чона (кор. 전하) — обращение к королю.
К паланкину наклонился мужчина в зелёном с чёрным головным убором в форме ступеньки — один из евнухов.
Одновременно с этим на помост взошёл человек в чёрном и подошёл к виселице, проверил верёвку. Сюаньму сразу догадался, что им являлся палач. Только не успел он что-либо предпринять, как тот самый евнух также поднялся к ним со свитком в руках под оживлённый гул, развернул его и громко объявил на всю площадь:
— Наш милостивый король приказал помиловать Нам Сокчона и отправить его отбывать наказание на остров Нагёпто.
После его слов толпа взревела:
— Слава королю! Слава королю!
Глава 6
Во время грозы Янтарь в заброшенном храме лисы
Нагёпто — остров Опавших Листьев, пристанище для большинства ужасных заключённых, не отправленных на смертную казнь. Окружённый острыми скалами, остров располагался на огромной возвышине, из тюрьмы сбежать было невозможно. По крайней мере, раньше этого никому не удавалось. Заключённые находились в каменных камерах и не видели солнечного света даже из своих крошечных окон — остров окутывал непроглядный мрак, как и некогда солнечную Чигусу. Тюремщики почти никогда не покидали эту непреступную крепость, зато много получали за работу и на эти средства содержали свои семьи.
Несмотря на всё это, Кохаку не сомневалась, что жестокий убийца вроде Нам Сокчона способен сбежать оттуда.
Она выпустила когти и впилась в собственные руки, сжимая их в кулаки. Тёплые струйки крови потекли по коже, но Кохаку не ощутила боли, а пришла в ярость. Ну что за безмозглый у них король?! А люди ещё и продолжали восхвалять его.