Женщина прошла мимо парадных ворот с высеченными из камня статуями, напоминающими двух львов с пушистой гривой, обошла забор и, как и подобало слугам, приблизилась к другому входу. Вдоль стен бурным потоком тёк ручей, на берегу которого сидели молодые девушки и стирали господскую одежду.
— Цянцян! — тут же окликнула женщина и уверенно двинулась вперёд, в то время как монах, сложив руки за спиной, неторопливо последовал за ней.
Юная дева, так похожая на эту женщину, сидела на высоком камне с завязанными на поясе рукавами, но подняла голову на её голос и с радостной улыбкой ответила:
— Матушка! — Она отложила одежду в сторону, встала и помчалась им навстречу, однако оступилась на камнях. Её нога скользнула по мокрой поверхности, дева пискнула и попыталась удержать равновесие, замахав руками.
Женщина тоже вскрикнула, однако Сюаньму оказался быстрее. Все вокруг только моргнули, а он уже придерживал молодую служанку за пояс и помогал спуститься на сухую землю.
— В-вы же только что были за моей спиной… — ошарашенно произнесла женщина, но в следующий миг уже бросилась к дочери, совершенно не задумываясь о том, как всё произошло. Сюаньму же лучше.
Пока мать обеспокоенно осматривала свою Цянцян, несколько других служанок с интересом подошли поближе и навострили уши, некоторые продолжили стирку, но всё равно поглядывали в сторону гостей и прислушивались к их словам. От количества людей Сюаньму становилось не по себе, поэтому он постарался сосредоточиться на шуме воды и заглушить лишние голоса. Вскоре он воспринимал лишь плеск ручья, дуновение ветра, шелест листвы, отдалённое пение птиц — от звуков природы он почувствовал себя гораздо спокойнее, умиротворённее. Голоса людей заставляли нервничать, поэтому он на время отгородился от них, но затем вздохнул и расправил плечи.
До его ноздрей донёсся неприятный запах, от которого монах нахмурился и задумчиво посмотрел вдаль. Не успел обдумать ситуацию, как его уже звала женщина:
— Добрый монах Сюаньму, прошу, моя дочь проводит.
Остальные служанки посмеивались и с интересом посматривали в их сторону. Сюаньму пересёк ручей, ловко и неторопливо ступая с камня на камень. Оказавшись на земле, он протянул деве руку и помог ей спуститься — в тот же миг раздалось восторженное оханье остальных служанок, что удивило и смутило монаха.
«Я сделал что-то не так? — спрашивал себя он, неуверенно прикусив нижнюю губу. — Шифу не запрещал притрагиваться к мирянам и даже женщинам, если им требовалась помощь, почему они так реагируют?»
— Не обращайте на них внимания, — смущённо улыбнулась служанка и пошла вперёд.
Под оживлённое перешёптывание они прошли вдоль ручья и оказались у входа в крупное поместье. Цянцян оставила его на кухне, сообщив остальным присутствовавшим, что привела монаха, охотящегося за опасной нечистью, и сама вышла в коридор.
Пухлая женщина, месившая тесто, стряхнула муку с рук и оценивающе взглянула на гостя.
— Ой, недавно поселилось у нас здесь чудовище и не даёт теперь покоя, — начала она жаловаться, как только закончила осмотр. Монахи носили тёмно-синий ханьфу* с широкими рукавами, в которых прятали талисманы для борьбы с нечистью. Обычно их узнавали по одежде, но взгляд пухлой женщины зацепился также за выглядывающие из-под рукава круглые бусины чёток. Кроме того, в отличие от большинства населения Цзяожи — страны, в которой вырос Сюаньму, — монахи даже не завязывали волосы в хвост, а ходили с распущенными.
* Ханьфу (кит. 汉服) — традиционная одежда ханьцев Китая.
— Его кто-нибудь видел? Как оно выглядит? — поинтересовался Сюаньму и попятился назад, когда женщина с жалостливым взглядом решительно приблизилась к нему.
— Никто не видел, только хлюпанье по ночам слышим.
«Хлюпанье? — мысленно переспросил себя монах. — Но мать Цянцян говорила, что нечисть скреблась. Тогда кто-то из водных?»
— Что-то ещё? — вслух произнёс он, делая ещё шаг назад. — Оставляло ли оно следы? Или грязь?
Ему и так было неловко находиться среди людей, а эта женщина зачем-то ещё и подходила всё ближе. На выручку ему пришёл тонкий голос из коридора:
— Следы с тремя пальцами.
В кухню заглянула богато одетая девушка с аккуратно заплетённой верхней частью волос, придерживаемой цзи* с драгоценными камнями, остальные пряди рассыпались по спине. На лице её светилась добрая улыбка, а глаза сверкали любопытством — должно быть, молодая госпожа Ли. За ней с вежливо опущенной головой следовала Цянцян.
* Цзи (кит. 筓) — шпилька для волос, бывает короткой «цзань» (кит. 簪) и длинной «чай» (кит. 钗).
Тремя пальцами?
В знак приветствия монах Сюаньму кивнул и сложил перед собой руки, а задумчивый взгляд устремился куда-то мимо госпожи. Неужели каппы ещё остались в живых? Шифу рассказывал, что подобные существа обитали у берегов острова нечисти Цяньмо — страны тысячи монстров. Так его называли в Цзяожи. Вот только лет двадцать назад он затонул, и моряки не решались приблизиться и посмотреть, осталось ли что-то от острова: мало ли нечистая сила завладеет их разумом. Самые храбрые рассказывали о чёрном тумане на горизонте, но ближе не подплывали.
— И пятка тоже острая? — решил он уточнить.
— Как вы догадались?
— Полагаю, этот скромный монах знает, что за существо поселилось в вашем доме.
Радостный смех молодой госпожи Ли заполнил всю кухню и вызвал улыбки на лицах слуг.
— Мы можем на вас рассчитывать? — поинтересовалась она и с любопытством взглянула в его глаза. — Как же называется эта тварь?
— Помогите нам, уважаемый монах, — добавила пухлая женщина.
Другого выбора он себе уже всё равно не оставил.
— Мне понадобится кувшин с чистой водой.
Молодая госпожа Ли сообщила родителям о прибытии монаха; те распорядились, чтобы для него подготовили покои и накормили, однако Сюаньму от всего отказался: не видел смысла оставаться в комнате, когда каппа ходил по коридорам. Поэтому и он собрался провести там ночь в окружении нескольких кувшинов и тазов с водой.
Хватило бы и одного, но слуги решили перестраховаться, поэтому принесли больше — чтобы точно поймать тварь. С другой стороны, всё не зря: теперь каппа захочет явиться именно сюда. Монах Сюаньму подозревал, что тому не нравилось, когда слуги стирали бельё в его ручье и загрязняли некогда чистую воду, поэтому тот по ночам искал себе другую. Жители этой резиденции часто оставляли на ночь кувшины с водой, чем только приманивали каппу.
Также господа настояли, чтобы монаху тогда не только постелили в коридоре и оставили с кувшинами, но и принесли всё для его удобства. Они переживали, что последние несколько дней тварь хлюпала возле покоев их дочери.
Пока все обитатели дома спали, Сюаньму сидел на одеяле с прикрытыми глазами и внимательно прислушивался. В одной руке он сжимал специальный мешок для ловли нечисти, в который собирался заключить каппу, а во второй беззвучно перебирал чётки.
Вместо ожидаемого хлюпанья в коридоре раздались тихие шаги, за которыми последовали отблески света на полу и стенах. Сюаньму с подозрением прищурился: из-за угла вышла пухлая женщина — та самая настойчивая, которую он видел днём на кухне.
— Ох, уважаемый монах, глаз сомкнуть не могу — так мне страшно! — громким шёпотом пожаловалась она, сжимая в руках фонарь.
Лицо Сюаньму на миг исказилось от злости, но он быстро совладал со своими эмоциями. Какая бы нечисть ни обитала тут, эта женщина уже точно её спугнула.
— Тихо, — серьёзным тоном потребовал он и, не давая служанке возразить, поднялся и посмотрел на неё грозным взглядом.
Бесшумно ступая, Сюаньму сделал несколько шагов по коридору и тщательно вслушался в звуки: отдалённое журчание ручья почти не доносилось до его слуха, как и стрекотание сверчков на берегу, но не хлюпанье предполагаемого каппы. Только неприятный запах намекал, что каппа находился где-то неподалёку.