— Пустяки, матушка, зацепилась и ещё не успела переодеться.
Она дёрнула второй рукой, чтобы прикрыть порванный чогори, как Рури задёргал лапами и чуть не упал, но успел хвостом зацепиться за большой палец на руке Кохаку. Сделав виноватый вид, она спрятала обе руки за спину, подхватила Рури и подняла его выше, на уровень локтя.
Наложница Ча слегка изогнула брови и посмотрела на Кохаку с многозначительной улыбкой, но вместо дальнейших расспросов перешла к другой теме, спрятав руку в рукав малинового чогори:
— Что ты думаешь о генерале Ю?
— Он… — Кохаку совершенно не ожидала подобного вопроса, как краем своего зоркого глаза заметила, что между пальцами наложница Ча зажимала совсем маленький сложенный лист. — Неплохой человек, хорошо выполняют свою работу, наверное. Эта принцесса не разбирается в делах Сонгусыля.
Пока она болтала, наложница Ча обхватила её руку своими, нежно погладила по тыльной стороне ладони.
— Он только вернулся из Хунсюя, но уже ходят слухи, что вы успели с ним поругаться.
— Это просто слухи, матушка, — поспешила успокоить её Кохаку, как записка оказалась в её руке.
В ночь полнолуния она сблизилась не только с Рури, но и с Ю Сынвоном, даже узнала кое-что неожиданное: он открыл ей такую правду, которую она совершенно не ожидала услышать, а вернее — увидеть. Однако после этого выходить за него замуж не собиралась, но готова была объединиться в другой союз. Она не знала его планов, но чувствовала, что с его помощью они могли бы поднять Чигусу из пепла и вернуть ей былое величие, но для начала Кохаку собиралась подробнее узнать об аккымах.
— С ним лучше быть аккуратнее, — наложница Ча наклонилась к её уху и прошептала, — генерал Ю опасный человек.
Опасный? Вот с этим Кохаку бы не согласилась: Ю Сынвон почти всегда был рядом с ней, кроме последних двух лет, она познакомилась с ним почти сразу, как началась её жизнь в Сонгусыле — он защищал её и во всём помогал, играл с ней и развлекал её. Неужели он и тогда знал, что Кохаку не являлась настоящей принцессой Сонгусыля, а была уроженцем Чигусы?
— Между нами всё замечательно, матушка.
— И славно. — Она вытянула руку и потрепала Кохаку по щеке. — Пойду я, дитя моё.
Наложница Ча слегка кивнула головой, а вот принцесса поклонилась чуть ниже.
Служанки прекрасно расслышали последние слова, немедленно приоткрыли дверь и с вежливо опущенной головой отошли с дороги, их госпожа вышла из покоев принцессы и двинулась по коридору, в то время как Хеджин и евнух Квон молча заглянули к Кохаку.
Она чувствовала, как Рури держался за её предплечье и не двигался, зато его вес она прекрасно ощущала, в отличие от Джика, который как будто был легче соловьиного пёрышка. Даже насекомое было проще заметить, чем этого загадочного мышонка. Кохаку не видела его последнюю неделю и не представляла, куда он подевался.
— Хеджин-а, принеси мне свечу.
Во дворце, как и во всём Сонгусыле, она боялась зажигать собственные кицунэби, тем более в чужом присутствии.
Служанка поклонилась и вышла, а евнух Квон молча остался стоять возле дверей. Лишь после возвращения Хеджин Кохаку наконец-то развернула маленькую записку и пробежалась по ней взглядом.
«Разыщи даму Пён в Анджу».
Не тратя ни мгновения на размышления и даже не дав Рури взглянуть, она поднесла бумагу к пламени и подожгла конец. Лист загорелся и почернел, Кохаку бросила остатки в чашу с воском, чтобы не обжечься, но проследила, чтобы от записки остался лишь пепел. У стен есть не только уши, но и глаза.
Теперь, когда улик не осталось, можно было и подумать.
Её друзья Джинхён и Джинги происходили родом из Анджу. Как можно предположить из названия*, это был спокойный город, в котором не происходило ничего необычного. Никакие вести о странностях до Сонбака не доходили. Имя Пён не показалось знакомым, Кохаку, обладавшая хорошей памятью, не слышала его раньше, а если и попадалось где-то, то очень давно.
* Анджу (кор. 안주 (安州)) — спокойный округ.
Чего хотела от неё наложница Ча? Чтобы она сама отправилась в город Анджу? Но в тайне ли ей надо выдвигаться или в качестве принцессы, а также насколько быстро и кого с собой взять — все эти мысли крутились в голове, но и аккымы не давали ей спокойствия.
Кохаку решила для начала всё-таки проверить запретную часть библиотеки, а уже затем решать, что делать дальше — в крайнем случае, она завтра же отправится в Анджу.
Поскольку Рури сейчас сидел у неё на руке под плотным рукавом чогори, а каса-обакэ мог спокойно перемещаться через деревянные и бумажные поверхности, то поводов для сиюминутного беспокойства не осталось.
— Я собираюсь ложиться спать, — обратилась Кохаку к своим слугам.
— Принцесса Юнха, вы не голодны? — как всегда, встревоженно поинтересовался евнух Квон.
— Нет.
— Тогда я принесу таз для умывания. — Хеджин вышла из комнаты.
— А я всё-таки схожу за чаем и лёгкими закусками, — добавил евнух и поспешил покинуть покои госпожи.
Как только оба вышли, Рури зашевелился на её руке, но Кохаку зашептала:
— Побудь в этой форме ещё немного, пожалуйста.
Так было проще всего проникнуть в библиотеку и не привлечь к себе внимание: она просто протащит Рури-дракончика у себя на руке, а сама уж как-нибудь постарается прокрасться незамеченной. Рури замялся под слоями её одежды, но в итоге только сильнее обхватил её запястье и ничего не сказал. Чтобы слуги не заметили нарушителя, Кохаку пересадила его на кровать и спрятала под подушку, а колокольчик фурин сунула под одеяло и погладила, не желая с ним расставаться.
Хеджин вернулась первой, но евнух Квон примчался сразу за ней и настоял, чтобы принцесса съела несколько манду* и запила их травяным чаем; конечно, на закуски это не походило, но слуги так распереживались, что Кохаку голодала, поэтому пришлось поужинать. Никто из них не поинтересовался, куда делся монах, и она сама не планировала ничего рассказывать. Затем она умылась, слуги пожелали ей спокойной ночи, Хеджин также помогла переодеться, а затем оба покинули покои принцессы.
* Манду (кор. 만두) — блюдо корейской кухни, напоминающее пельмени и вареники.
— Рури, ты живой? — шепнула Кохаку.
— Нуна, что хотела наложница Ча?
Она не сомневалась, что Рури хотел узнать о содержимом записки, но, как и её «матушка» до этого, приложила палец к губам и сделала жест «тихо».
— У стен есть уши.
Кохаку обязательно расскажет потом — более того, возьмёт его с собой. Но не во дворце. Осталось решить, стоило ли сообщить об этом Ю Сынвону и позвать в Анджу за компанию или лучше отправиться туда в тайне, раз сама наложница Ча относилась к генералу с подозрением.
Прождав немного, Кохаку поднялась с кровати и сунула руку под подушку. Её пальцы коснулись прохладной чешуйчатой кожи Рури, она осторожно посадила его себе на ладонь и подтолкнула под тонкий рукав, подкралась на цыпочках к двери и выглянула в коридор, где оказалась в полной темноте: виднелись лишь отдельные очертания стен и расставленных ваз и статуй. Раз даже ей проблемно будет завидеть кого-либо, то и её не должны заметить. Сквозь ткань соккота она погладила Рури, который всё это время спокойно и молча сидел, не жалуясь, лишь иногда немного двигался и хватался покрепче, когда соскальзывал.
— Живой там? — прошептала она почти беззвучно, но дракончик услышал её. Его маленький влажный язычок лизнул её кожу вместо ответа.
Кохаку улыбнулась, продолжая бесшумно передвигаться по коридору. Она не будет смущать Рури разговорами о поцелуе, пугать его и портить их отношения: если он хочет остаться друзьями и сделать вид, что в ночь полнолуния ничего не произошло, — так тому и быть, Кохаку во всём поддержит его. Тем не менее, подарки было получать приятно — в особенности, когда они являлись символами их родной Чигусы, пусть и вручил он этот фурин не лично в руки.
Библиотека находилась в северном крыле, часть её была на первом этаже, а остальная, где хранились более ценные трактаты, — в каменном подвале. Запретная часть, естественно, располагалась в самой дальней части.