Она ничего не ответила.
Ю Сынвон сжал ладони в кулаки и согнулся пополам. Он вытянул руки перед собой, уткнулся лбом в землю и застыл на некоторое время в этой позе, словно извинялся. Но не перед Кохаку надо было просить прощения.
А перед всеми.
Через некоторое время он вновь заговорил, чуть приподняв голову:
— Я давно представлял разговор с верховной лисой и боялся его. Боялся, что она скажет: «Мамору, ты должен был защищать Чигусу, а не стать причиной её падения»*. Мне… так жаль.
* Мамору (яп. 真守) — «настоящий защитник».
Суровый голос Кохаку прозвучал на фоне звона мечей и песни стрел, рассекающих воздух:
— Мёртвых уже не вернуть, — она ненадолго замолчала, а Ю Сынвон вновь упёрся лбом в землю. — Но мы ещё можем избавить Чигусу от тьмы.
— Эй, вы что удумали? — раздалось очередное возмущение Шэньюаня.
Ю Сынвон поднял голову. Взгляд Кохаку наполняла печаль, но она слабо улыбалась, в глазах ещё горели искорки надежды. Над её головой летал дракон — её верный друг и защитник, а за спиной люди сражались со скелетами. В одной руке она удерживала тяжёлый меч вместе со светящимся гохэем, а вторую протянула Ю Сынвону.
Она не простила его. И никогда не простит ту боль, что пережила из-за его ошибки, потерю близких и дома, одиночество и страдания. Но и не отвернётся.
Мамору неуверенно взял её за руку и поднялся с земли.
— Улыбнись, — сквозь боль в груди произнесла Кохаку. — Ты многое должен Чигусе.
— Слушаюсь.
Его лицо озарила привычная радостная улыбка, что она видела все эти двадцать лет жизни в Сонгусыле, только теперь из прикрытых золотисто-медовых глаз стекали слёзы.
Кохаку воткнула тяжёлый меч в землю, усыпанную костями скелетов. Те, до которых дотронулся её гохэй, больше не поднимались. Она покрепче сжала горячий жезл пальцами и отвела руку назад, замахиваясь.
— Для начала надо избавиться от источника зла.
Светился не только гохэй, но и спадающие на плечи белые волосы. Возле неё висели золотистые кицунэби, рядом с которыми загорались голубоватые Мамору и разлетались по всему острову.
— Не позволю.
Из последних сил Шэньюань напрягся, меч завибрировал — Кохаку чувствовала эти волны через землю. Она собиралась ударить всем накопленным светом, поэтому вложила в него всю пережитую боль, как меч подлетел и в следующий миг оказался в руке Мамору. На его коже проявилась чёрная паутина и поднялась к шее и щекам, глаза потемнели. Лицо исказил жуткий оскал, от которого у Кохаку по спине пробежал холодок.
Она держала гохэй перед Мамору и внимательно смотрела то на него, то на меч в его руках, как вдруг все голубые кицунэби погасли, а её откинуло мощной волной на несколько джанов назад. Кохаку ударилась головой об землю, задев в полёте несколько скелетов и воинов и сбивая их с ног. Тьма придавила всех — и врагов, и друзей.
— Наконец-то сильное тело! — кричал злорадствующий Шэньюань с хрипотцой в голосе. — Не тронутое рукой проклятой лисы.
Сюаньму отвлёкся от скелетов, в ужасе нашёл глазами нуну и, быстрый как стрела, рванул к ней со всей возможной скоростью. Зонтик Дзадза опередил его и раскрылся, стараясь закрыть свою госпожу от исходящей от меча тьмы. Она ранила всех: царапала кожу людей и самым близким оставляла глубокие порезы, рвала бумагу и хрустела деревянной ножкой Дзадза.
В грязи и крови, Кохаку сделала усилие, пытаясь хотя бы сесть, но тьма придавила её к земле.
— Не делай этого, Дзадза, спасай себя! Перестаньте защищать меня!
Сюаньму накрыл её собой и поймал хвостом каса-обакэ, укрывая также и его. Тьма не могла сломить его, он был сильнее, но в воздухе всё равно стало тяжело держаться. Он помог нуне подняться и закрыл её собой. Та забрала Дзадза из его хвоста, и слёзы выступили на её глазах: бедный зонтик был изорван в клочья, деревянную ножку покрывали трещины. Еле живой, Дзадза с трудом приоткрыл веко и посмотрел на неё.
— Фня?
Кохаку прижала каса-обакэ к своей груди и обняла Сюаньму со спины — без него не выйдет приблизиться к врагу ни на чи*. Он повёл её вперёд. Кохаку уткнулась носом в гладкую чешую и зажмурилась, пока вражеская сила не оторвала её и не унесла назад. Окружаемая темнотой, чешуя светилась золотым. Кохаку с удивлением приоткрыла глаза: ей не показалось! Рури стал её солнцем.
* Чи (кор. 치) — 3,03 см.
С верховной лисой всегда находился её верный друг и защитник — золотой дракон. Но Кохаку не была верховной лисой.
Проливая свет на поле битвы, они прорвались сквозь мрак и выступили перед Шэньюанем в теле Мамору.
— Как? — в ужасе прорычал он и заставил скелетов подняться с земли. Тьма стала давить меньше, и враги кинулись на них, но Сюаньму отбросил их назад одним ударом хвоста.
Шэньюань отвлёкся, а Кохаку дотронулась до драконьей лапы со спины и бережно передала ему Дзадза, а сама скользнула в сторону. Враг не успел заметить, как она оказалась за его спиной и ударила гохэем, разрубая исходящую тьму. Он взвыл и обернулся, но она уже метнулась в другую сторону и вновь оказалась позади. Шэньюань среагировал на звук и следующий удар смог парировать широким мечом.
Свет и тьма столкнулись.
Трещина с хрустом прошла по всей длине гохэя, и Кохаку едва устояла на ногах. Однако и меч не оказался целым, а сам покрылся белой паутиной и грозил развалиться в любой момент.
В полностью чёрных глазах она видела лишь пустоту, мрак, бездну. Как будто загипнотизированная, она вглядывалась во тьму, пока Сюаньму не закричал:
— Нуна!
Она очнулась от оцепенения, но лезвие меча уже оказалось возле её шеи. Кохаку дёрнулась назад, а Сюаньму пролетел перед ней и впился зубами в руку Мамору, кровь окрасила его клыки и закапала на землю. Последними силами Шэньюань удерживал рукоять меча, как вдруг Кохаку накрыла его своими пальцами, второй рукой погладила Сюаньму по голове.
— Отпусти.
Тот бросил на неё непонимающий взгляд, но челюсть разжал и чуть отступил, однако был готов защищать нуну в любой момент.
— Я поняла, почему верховная лиса не смогла упокоить твой дух.
— Что ты можешь знать? — прохрипел Шэньюань устами Мамору.
— Я почувствовала похожий на Рури поток силы. Ты много совершенствовался, верно? Накапливал силы, находясь в заключении, пока не стал живым?
Темнота сошла с глаз Мамору, и появились белые участки, чёрная паутина перестала покрывать всё лицо, а опустилась до шеи.
— Что? — Шэньюань не понимал её.
— Другие аккымы, — разговор с Джукччи, подчинившей тело Юны, всплыл в воспоминаниях Кохаку, — рассказывали, что рождаются из негативных эмоций их хозяев и вселяются в оружие или другой предмет, обретают сознание, голодают и при помощи убийств накапливают силы. Но ты другой. Возможно, ты встал на этот путь ещё до заключения, но теперь я точно чувствую, что ты живой.
Удивлённый Сюаньму смотрел на нуну, не зная, как реагировать. Что тогда делать с этим аккымом? Вновь отправить в заключение?
Вокруг них материализовались голубые кицунэби.
— Тогда пусть он умрёт как живой, — еле выдавил из себя Мамору, к которому на миг вернулось сознание.
Он вырвался из руки Кохаку, вонзил меч в землю и направил в него всю свою силу, его золотистые глаза на миг вспыхнули голубоватым свечением.
— Нет! — крикнула она и попыталась остановить его.
Лезвие треснуло и разлетелось на множество мелких осколков, Мамору упал на землю.
Тьма рассеялась полностью.
Кохаку бросилась к нему и попыталась поднять, Сюаньму тоже опустился и потянул генерала на себя, но тот безжизненно обвисал. Кохаку слышала, как сердце ещё билось в его груди, и невольно затрясла.
— Очнись, Мамору!
За спиной раздавался гул голосов, которых как будто стало больше, но она не пыталась разобрать суть их болтовни. Вместо этого уложила голову Мамору себе на колени и погладила в надежде, что он сейчас очнётся. Маленькие огоньки звёзд и яркий месяц луны сияли на небе и освещали поле битвы. Без погибших не обошлось: окровавленные трупы перемешались с грудой костей от скелетов, выжившие помогали раненым и переносили их в более безопасное место.