-..И Что с ней стало потом? — прошептала я, не поворачиваясь, но продолжая лежать на согревающем плече, ощущая спиной его мощный большой бок, от которого шло такое тепло, что был не страшен никакой мороз за стенами этого дома.
— Умерла при родах, выносив сына.
— Твоего дедушку?
— Прадеда. И даже если с тех пор в нашем роду все Берсерки были рождены одними медведицами, у каждого рожденного Бера ее глаза.
— Красивые глаза, — улыбнулась я, ощутив, как от тела Янтаря пошел жар, который разносился по моей коже гусиной кожей, и заставлял выпасть от плена сонной неги в реальность, где я лежала рядом с ним на одной узкой кровати, искренне наслаждаясь не только его присутствием, но и ощущением мужского тела — огромного и прекрасного.
Главное сейчас было не зацикливаться на этом, зная уже наверняка, что Янтарь почувствует все до последней моей даже самой маленькой и скрытой эмоции!
— …. Только почему Янтарь? Разве это не имя рода Кадьяков? Тебя могли бы назвать Солнечным например…
Наверное, мне показалось, что мужчина придвинулся чуть ближе и его рука обхватила сильнее, осторожно, но настойчиво оттаскивая меня от края кровати, где до этого мне вполне спокойно и удобно спалось все это время, отчего я тяжело сглотнула, вдруг подумав, что его ароматная золотистая кожа стала буквально гореть под моей щекой, когда он проговорил хоть и приглушенно, но завораживающе хрипло, отчего рычащие и мурлыкающие нотки сплелись воедино:
— Боюсь, что во мне течет слишком горячая кровь для рода Бурых…
Я бы усмехнулась едко и недовольно, выказывая всю свою нелюбовь к роду Кадьяков в очередной раз, даже если Янтарь и без особых напоминаний знал это наверняка, если бы не растерялась, захлопав глазами и проснувшись теперь окончательно.
— Мы же договаривались! — зашипела я тихо, чтобы случайно не разбудить малыша, который впервые спал так сладко и так долго, чувствуя. как рука Янтаря, обнимающая меня до этого легко и непринужденно. сжалась и опалила своим жаром.
— Я наших договоренностей не нарушаю, — раздалось за моей напряженной спиной его урчание такое сладостное и низкое, что захотелось застонать самой ей-богу, — Удав тебя не трогает, и мучается в гордом одиночестве.
— Ну, я же чувствую! — снова шикнула я излишне нервно, потому что начинала понимать, что вся моя бравада держится сейчас на чистом адреналине и нечем больше, потому что меня к нему тянуло так, что стыдно было себе признаться!
Но самое страшное и обидное, что ведь и Янтарь это чувствовал очень отчетливо, так же как и я — его горячее терпкое возбуждение, которое витало вокруг меня кусающим жаром его большого тела.
— Что чувствуешь? — промурлыкал он, вдруг поворачиваясь на бок, и буквально придавливая меня одним своим большим горячим боком к скрипящей кровати, которая явно с трудом выдерживала наш общий вес, но стойко продолжала стоять.
— Чувствую, что спать ты не хочешь!
— Очень даже хочу — его низкий, бархатистый голос раздался так близко, что я ощутила горячее дыхание на собственном плече, попытавшись дернуться и выбраться из его рук при чем так, чтобы не разбудить кроху.
Если бы не малыш, я бы заехала этому варвару локтем в бок, а потом пнула бы еще, чтобы поспешно выползти из-под него, пока он не придавил меня своим весом окончательно, и не запутал мой мозг своим жаром, в который хотелось окунуться с головой и позабыть про все свои беды, трудности и страхи.
— Кажется, у нас с тобой очень разные представления о сне!
Он усмехнулся все так же сладко и томно, и будь я в плену его необыкновенных глаз, то, гореть мне в Аду, сдалась бы на его милость! Но видимо бог уберег от этих глаз, потому то я пыталась вылезти из-под его руки, начиная потеть от этого нелегкого дела, в конце-концов снова зашипев и кусая его за руку:
— На тебе! Хоть бы ребенка постеснялся! На тебе же лежит!
— И ты на меня ложись.
— БОЛЬНОЙ ЧТО ЛИ?!
Когда малыш зевнул, мы застыли оба в тех позах, в которых были, как в той детской игре, где море волновалось-волновалось, а потом все морские фигуры должны были застыть!
И море у нас было маленькое, но такоооосое волнительное, что я даже дышать перестала, чтобы только не потревожить малыша в надежде на то, что может он снова уснет.
Одно хорошо — и Янтарь застыл, потеряв на секунду свою бдительность и принявшись поглаживать своей большой рукой крохотного малыша на своей груди, когда я выскользнула из-под его руки, тут же плюхнувшись ничком на пол с характерным звуком летящего блина на скорости света, который пролетел мимо сковороды — ШЛЮП!