— С тех самых, как они заплесневели. Неужели нельзя было не мочить сумку на переправе?
— А нечего было лезть с парома рассматривать дохлую рыбину. Я же не виноват, что ты шлёпнулась в озеро.
Фелль надулась. Рыбу пришибла именно она и хотела в этом убедиться, да вот какой-то гад подставил подножку и она кубарем полетела в холодную горную воду с битком набитого народом паромчика, перекидывающего их к пограничным горам. Гельхен посмотрел на Фелль и хихикнул. Конечно же он заметил хищное выражение на сосредоточенной мордахе тогда на озере и, приглядевшись, даже разглядел будущую жертву рыжей хулиганки. Бултыхнул прихваченный с берега камень и покойница всплыла брюхом кверху. Но вместо того, чтоб угомониться и наслаждаться целебным горным воздухом, девчонка подалась вперёд, чтоб убедиться в своей меткости. И, конечно же, поскользнулась на склизких досках, объеденных озёрной водой и разбухших от вечной влаги. Может, он бы её там и оставил, чтоб вбить в лохматую башку хоть немного здравого смысла, но то ли от шока, то ли потому что не умела, Фелль из воды не появлялась и смешки на пароме быстро исчезли. Кто-то неубедительно позвал на помощь, кто-то высказался относительно безмозглого сопляка и того, что на земле, хвала богам, на одного дурака стало меньше. А Гельхен, не помня себя от ужаса, бросился за пузырьками, естественно забыв отцепить от ремней меч и сумки. Кто же знал, что эта дурёха обнаружила под водой крапчатую спинку форели и устроила подводную охоту? В итоге никто их ждать, естественно, не стал, возблагодарив небо за усекновение ещё одного дурака, и остаток пути они проделали в гордом молчании и пофыркивании, хорошо хоть вообще доплыли — озеро оказалось на удивление благополучным, лишённым всякой нечисти. Наверняка поблизости водился табун единорогов, распугавших нежить. Недалеко от берега они развели костёр и протрусились возле него до поздней ночи, суша Фелишины вещи. Меч теперь потускнел ещё больше и отказывался срезать даже траву, крупы пришлось бросить в озере, чтоб доплыть до берега, поэтому из еды оставалось только мясо и сухари. Только мясо, судя по прелому вкусу на языке.
— А я не виновата, что у вас сумка тряпичная, а не кожаная, — неожиданно пробубнила принцесса, продолжая начатый спор.
У-у, глазастая! Свою кожаную он отдал Ольхену, откуда же было знать, что придётся принимать ванну.
— Лучше бы под ноги смотрела, а не на мою сумку, — досадливо бросил мужчина. В последнее время они с девчонкой постоянно задирались, выискивая проблемы там, где их в принципе быть не могло. Возможно, так было легче смириться с принятым решением — Фелль всего-навсего девчонка. Гельхен посмотрел на собеседницу — маленькую, всклокоченную. Однажды они набрели на луг, буквально задавленный фиолетовыми васильками, и тогда, к ужасу своему, Гельхен понял, что с ним действительно отправили девушку — мальчишка не начнёт фыркать и скакать по цветам, будто по густым облакам, только потому, что никогда не видел их в таком диком количестве, и не начнёт плести из них венок, пусть кривой и неумелый, но всё же… Венок утонул в озере. Фелиша смолчала, но он потом видел, как она долго сидела на берегу и не отрываясь смотрела туда, где нырнула за рыбой…
Не шибко качественная одежда, после озёрной воды вытянувшаяся и облепившая тело, после просушки не приняла прежнюю форму — так и висела в облипку на стройной девичьей фигурке, совершенно не скрывая ни хрупких покатых плеч, ни осиной талии, ни… Гельхен сглотнул. Брр. Болван, вызвался погеройствовать, совершенно не учитывая, что геройствовать в компании с юными девицами — дело заранее гиблое. Не "всего-навсего девчонка" — юная девушка, ещё даже не сообразившая какой властью будет обладать с такой огненной шевелюрой и кошачьими огромными глазищами.
…нет! Пацанка, пацанка, пацанка…
Жар бросился в лицо и, последовав собственному совету, наёмник уставился себе под ноги.
Серый кролик вопросительно уронил одно ухо, щёлкнул внушительными зубами и замер возле поваленного ствола, безжалостно источенного до щепы древоточцами и какой-то зубастой пакостью. Фелиша пригнулась за раскидистым кустом, впившись пальцами в рукоять уворованного у Гельхена кинжала, словно обвитого серебряной нитью и с обломанным остриём. Сам наёмник остался у костра, решив наконец-то высушить собственные вещи, о чём недвусмысленно намекало сухое першение в горле — всё-таки ночь в сырых одеждах — не самое лучшее времяпрепровождение: какая-то муть снилась опять про бледную принцессу на этот раз превратившуюся в мальчишку — такого же рыжего и встрепанного. С другой стороны снять их и подвесить над костром мешало присутствие трясущейся принцессы — ещё более синей и замёрзшей. Ещё и самому уйти пришлось, чтоб не смущать девушку. И вот с утра он наконец отыгрался — отправил Фелль с глаз долой, предоставив полную свободу действий.