— Леонсико! — еще раз громко сказал Лопе.
Никто не слушал его. Индейца вытащили из тряпья, поставили на ноги. Он был молод, бледен от страха, на amp;apos; голой разрисованной груди у него висела шкурка кролика, и эта шкура, изодранная псом, вздрагивала на груди индейца от частого судорожного дыхания.
— Вот видишь, мы тебя нашли, Мельчорехо, — холодно сказал сеньор в панцире. — Теперь у меня будет переводчик в походе, язык в чужих землях.
— Я не хочу быть языком! — завыл Мельчорехо. — Лучше пусть мне отрежут язык, как моему отцу и брату!.. Я не хочу быть языком у белых.
Индеец упал и забился на земляном полу.
— Дайте ему водки, пускай успокоится, — так же холодно сказал сеньор в панцире.
Шляпа с завернутыми краями не прикрывала его лица, темных глаз под ровными бровями, большого, резко очерченного носа, худых подтянутых щек. Непонятен был взгляд человека: быстрый, стремительный и вместе с тем холодный.
— Отпустите меня, сеньор Кортес! — Мельчорехо подполз к самым ногам человека в панцире. Кровь лилась у индейца из прокушенной псом ноздри. Он пытался схватиться за рукав сеньора, но Кортес выдернул руку.
— Отведите его на капитанское судно.
Индейца увели. Только тут Кортес заметил Лопе Санчеса. Лопе стоял, все так же окаменев, у стены и не видел ничего, кроме темно-рыжей собаки с черной мордой.
— Леонсико! — в третий раз, громко сказал Лопе. — Пес капитана Бальбоа!..
Кортес живо обернулся к нему.
— А ты знавал сеньора? — спросил Кортес.
— Я служил у него, ваша милость! — выступил Лопе вперед.
Тут все заметили солдата. Несколько сеньоров обернулось.
— На Панаме, на материковых землях, в Дариане, на реке Белен! — не дожидаясь вопроса, торопливо и радостно перечислил Лопе. — Весь поход с капитаном до Южного моря я прошел, ваша милость!.. И этот самый пес с нами был, Леонсе.
— Это не тот самый, — улыбнулся Кортес. Он провел рукой по рыжей пышной шерсти на шее собаки. — Это тоже Леонсе, но Леонсе-младший. Оба они от одного отца, знаменитого пса Барбастро с острова Сан-Иохан. Я взял моего щенком.
— А у капитана Бальбоа?..
— У капитана Бальбоа был старший брат. Леонсе-старший, тоже замечательный пес.
— О, такого пса, как тот Леонсе, не было в целом свете! — задыхаясь от волнения, сказал Лопе. — Если бы вы могли его видеть, ваша милость!.. Мирного от немирного индейца он различал по запаху, за сто шагов, в любой местности, будь то в лесу или на болоте. Даже мавра в испанской одежде он отличал от испанца за двадцать — тридцать шагов. А как охотился!.. До десяти человек приводил в крепость за одну вылазку в лес. Капитан Бальбоа даже долю этому псу назначил из доходов.
— Долю? Собаке? Долю из доходов? — Все сеньоры теперь подошли ближе, слушая Лопе. — Долю золота собаке! — Это было неслыханно.
— Да, да, за каждую удачную вылазку Леонсе получал свою долю золота и индейцев. Капитан велел вести его доходам счет и записывать в особую грамоту. О, этот пес был богаче любого из наших капитанов!..
— Слыхал, слыхал, — все так же спокойно улыбаясь, сказал Кортес. Он очень внимательно оглядел Лопе с головы до ног. — Ты служил у самого Бальбоа? Мне опытные солдаты нужны. Как тебя зовут?
— Лопе Бенито Санчес, с позволения вашей милости, — Лопе поклонился. — Лопе Санчес, или Лопе Меченый, из Новой Кастилии, ваша милость.
— Ты еще не записался ко мне в армаду, Лопе Санчес?
— Еще нет, ваша милость!.. — Лопе замолчал, задохнувшись от волнения. Он не знал, как объяснить капитану все сразу: и про долг, и про тюрьму, и про надежды, и про свою солдатскую обиду, и как он добрался сюда, прячась, точно вор. Он молчал, смешавшись.
— Ну что же? Почему? — спросил Кортес, все так же приветливо.
— Я наделал долгов, ваша милость! — выпалил Лопе, не помня себя.
— Наделал долгов? Велика важность! Я тоже наделал долгов, — Кортес повернулся к своим капитанам. Сеньоры засмеялись, засмеялся и сам Кортес, весело и беспечно. — Я немало наделал долгов, собираясь в эту армаду. Большой нам предстоит поход, много нужно мне и людей, и судов… Пришлось и моим капитанам по-раскрыть кошельки. Но мы покроем все!.. Каждый из вас, — он широким жестом обвел всех стоящих, точно включая их всех в этот жест: и носатого в отороченном плаще, и другого, без плаща, в зеленом камзоле, и низенького, курносого; с длинными перьями на шляпе, спускающимися до самых лопаток, и альгвасила у двери, и даже Лопе, — каждый из нас, с помощью господа бога и святой девы, вернется из похода богатым. Мешки будут ломиться от золота и жемчуга. Половину Испании можно будет купить на то золото, что мы привезем… Рыцари африканского похода не снискали той славы, которая покроет наши имена.