В Старом свете, в Испании, остались семьи, жены и дети, старики, нищета. Многие солдаты не имели вестей из дому годами. Дома, в Испании, был голод, нищая крестьянская земля, злой сеньор, налоги. Здесь, на островах Нового света, эти люди надеялись стать богатыми и свободными. Мало ли было случаев в прежних походах? Нищие привозили по сто тысяч золотых песо, садились помещиками на плодородной индейской земле. Никто не знает, какие богатства ждут их всех в новых, еще никому неведомых землях.
Лопе переходил от группы к группе. Все ждали Кортеса, — он еще не вернулся от дневной мессы.
Месса кончилась. Несколько женщин показалось вдали, в конце улицы. Это шла из церкви сеньора Каталина Кортес со своей свитой. Открытая карета ехала позади. Не прикрывая лицо платком от дневного зноя, не умеряя шага, донья Каталина шла быстро и развалисто, как кавалерист, и улыбалась своим сеньоритам. В руке она держала молитвенник. Леонсико шел рядом. Осторожно ставя сильные лапы, пес нес в зубах веер сеньоры.
— Добрый день, сеньора!.. Добрый день, ваша милость, — каждый старался первый поклониться супруге генерал-капитана. Донья Каталина кивала слегка, милостиво и небрежно, точь-в-точь Мария де Толедо, жена наместника Индии. У Марии де Толедо Каталина служила прежде камеристкой.
Не останавливаясь ни с кем для разговора, донья Каталина прошла к себе в комнаты. За нею важно проплыли ее сеньориты.
Нет, Кортес был не таков. Став генерал-капитаном, он нисколько не изменился в обращении, не стал ни груб, ни высокомерен. «Все придет!» — твердил Кортес. Он был терпелив. Он вооружал людей. Он продавал свою землю и покупал порох и пушки. Когда его суда вернутся в этот залив с трюмами, полными золота, остров Фернандина станет тесен для него. Тогда все придет. До той поры ему для себя ничего не было нужно. Походный коврик вместо постели, голые стены да добрый конь на конюшне. Он был равнодушен к лишениям.
— Я приехал сюда не для того, чтобы копаться в земле, как простой мужик, — сказал Кортес, когда впервые прибыл на индейские острова, — а для того, чтобы добыть славу и золото вот этим мечом!
Нищий дворянский сын из Эстремадуры, он узнал дома, на родине, всю горечь нищеты: протертый камзол отца, похлебка без мяса в будни и постный пирожок в воскресенье, голые стены, портреты предков и бахвальство заслугами деда. Золото, богатство, и еще сильнее, чем богатство — слава, сила, власть над людьми с первых отроческих лет привлекали Кортеса.
Путь к славе, наконец, открылся ему. Он отправлялся в новые земли, генерал-капитан большой армады.
Все ждали Кортеса. Он показался, наконец, в дальнем конце улицы, и люди перед домом пришли в движение. Каждый хотел подойти поближе, спросить, узнать, перекинуться словом или просто поклониться пониже генерал-капитану. Взволновался и Лопе, — он хотел напомнить сеньору про камзол.
Но на этот раз Кортес шел один, далеко обогнал своих капитанов, не останавливаясь для разговоров, не глядя ни на кого. Он был сердит. Ковыляя, за ним шагал длинный тощий человек в странном наряде; широких сборчатых турецких шароварах, желтом камзоле с большими пуговицами и плоском старомодном берете, сдвинутом на ухо. Это был шут губернатора, Хуан Сервантес.
— Возьмите меня, ваша милость, сеньор Кортес! — негромко умолял шут. — Возьмите меня в поход!.. Я буду вам полезен.
— Как? И ты еще просишь, чтобы я взял тебя с собой? — вдруг останавливаясь, спросил Кортес. — Ты сошел — с ума, Сервантес!
— Возьмите меня, ваша милость! Слово шута! Я буду вам полезен, слово шута! У меня есть конь — кобыла, замечательная кобыла!.. Я достану меч. Я биться буду не хуже любого из ваших капитанов!..
— А шутки шутить будешь? — очень серьезно спросил Кортес.
— Буду, ваша милость!..
— И такие шутки, как сегодня у церкви, тоже шутить будешь? — Кортес усмехнулся.
Шут побледнел; видно было, что ему стоит немалых усилий говорить с улыбкой.
— Если вашей милости мои шутки не по вкусу, — я постараюсь придумать другие.
— Я хотел бы знать, кто тебе подсказал твою сегодняшнюю шутку, — медленно сказал Кортес.
— Вы и так это очень хорошо знаете, ваша милость, — смиренно ответил шут.