Алонсо Пуэртокарреро нагнулся.
— Медь! — брезгливо сказал Пуэртокарреро и потянул кольцо из уха мертвого.
— Уберите его! — сказал Веласкес де Леон.
Индейца унесли.
Во всех домах уже копошились солдаты; из храмов несли какие-то плошки, медные кружочки, кости, утварь. Золота почти не было, — только два-три запястья на деревянных фигурках богов, да в одном доме подставка под каменным кувшином оказалась золотой. Обыскали загородки, зады домов. Капитаны ругались. Продовольствия в Табаско тоже было немного.
По улицам бегали ушастые табасканские кролики. В одном из домов копошился ребенок лет двух, ковылял на слабых ножках и скулил тоненьким, жалобным голосом. Ребенка кто-то из капитанов ткнул шпагой, чтобы не мешал. За стенкой, в темной половине дома визжал щенок, — тонким голосом плакал, как ребенок. Щенка не тронули.
В храмовых пристройках нашли несколько мешков сушеных маисовых зерен. На кольях загородок у многих домов висели связками и сушились желтые стручки не знакомого солдатам растения. Когда колья трясли, стручки осыпались едкой желтой пылью.
Кортес велел расположиться на ночь в центральной огороженной части города. Сам он, со своими капитанами, занял один из храмов. Солдаты расположились в близлежащих домах.
Выставили стражу. Легли все не раздеваясь, при оружии. Дважды за ночь Кортес сам прошел по улицам и переходам города, проверил пикеты, поднялся на вышку и оглядел местность. Ночь была лунная, ясная; открытые холмистые поля за Табаско были хорошо освещены. Индейцев не было видно нигде, — они ушли далеко.
Педро Альварадо, как тень, ходил за генерал-капитаном.
— Ложитесь, дон Фернандо! — просил Альварадо. — Победа полная, город наш; ни один индеец не посмеет вернуться к стенам города.
— Подождем до утра! — осторожно ответил Кортес.
Они спустились вниз по земляным ступенькам.
Было уже два часа ночи, близко к рассвету. Луна зашла; в тени стен было темно. Навстречу им шел шут Сервантес. В темноте они не видели, как он бледен.
Шут схватил Кортеса за руку.
— Поглядите, сеньор Кортес! — сказал шут.
Он повел их к дереву, раскинувшему ветви у самой стены.
Минуту назад шут проходил под этим деревом и остановился оттого, что чья-то шляпа, свалившись с ветки, задела ему плечо. Шут вгляделся и отпрянул: наг дереве, у самой стены, висел человек. Синие штаны, полотняная куртка, шут узнал — это был индеец Мельчорехо.
Сервантес бросился искать Кортеса. Он привел его и Педро Альварадо к дереву. Было очень темно, но все же и Альварадо и Кортес узнали: на дереве висел переводчик Мельчорехо.
— Проклятый индеец! — выругался Кортес.
— Трус! — презрительно сказал Альварадо.
Он протянул руку и коснулся куртки индейца. Но от легкого прикосновения руки куртка качнулась и упала; за ней свалились и штаны. Альварадо вскрикнул от неожиданности. Это была только одежда индейца.
— Он убежал! — глухим голосом сказал Кортес.
Шут тихонько хихикнул.
— Он убежал! — сказал Кортес. — Дон Педро, разыщите его сейчас же, немедленно!
Альварадо разбудил солдат в близлежащих домах, поднял на ноги всех капитанов. Мельчорехо не было нигде. Индеец убежал, повесив на дереве свое испанское платье.
— Он ушел к своим! — сказал Кортес. — Негодяй, он расскажет им про нас.
— Как жаль! — огорчился шут. — Он расскажет своим, что нас мало.
— Гораздо хуже, — сказал Кортес. — Он расскажет своим индейцам не только то, что нас мало. Он расскажет им, что мы обыкновенные люди. Что нас можно ранить стрелами, копьями, камнями. Что нас можно не только ранить, но и убить.
Кортес велел удвоить пикеты на вышках и вдоль городской стены. Он поставил, кроме того, часовых на круглой площадке между двумя храмами и внутри храмовых пристроек. Сам он снова пошел вдоль стены, проверяя пикеты.
— Ложитесь, дон Фернандо! — просил Альварадо.
Кортес качал головой.
— Я не устал. Ложитесь вы, дон Педро, если устали.
Он так и не прилег до самого утра.
Лопе Санчес лежал на полу в индейском доме, рядом с товарищем. За стеной дома всю ночь суетились индейские кролики, шуршали в маисовой соломе, и Лопе не спалось. Он думал о странном рисунке, выжженном на груди у брата Агиляра. Рисунок был непонятен: две фигуры, одна против другой. Первая — индейский бог с оскаленными зубами, с руками-лапами, сложенными накрест на животе, с собачьим хвостом, завернутым вокруг прямых коротких ног. Таких богов-идолов Лопе видал в индейских храмах. Но вторая фигура была еще удивительнее. Она изображала испанца на коне, в шляпе с перьями и с мечом. У испанца на лице росли длинные волосы, похожие на волнистую шерсть, а конь был тоже необыкновенный: с острой мордой, с большими стоячими ушами, без гривы, похожий на лисицу или на собаку. Ног у испанца-всадника не было, туловище всадника само собою переходило в корпус лошади. Лопе долго думал, что могут означать эти две странные фигуры, но ничего не смог придумать и к рассвету уснул.