Глава тринадцатая
ГОРОД ТАБАСКО
Утром Кортес собрал всех солдат и капитанов на круглую площадь между двумя храмами, трижды ударил обнаженной шпагой по стволу большого дерева в центре площади и громко объявил, что передает город Табаско во владение испанского короля.
— Клянусь, я буду отныне защищать этот город мечом и щитом от всякого посягательства со стороны врага как исконное владение кастильской короны! — сказал Кортес.
Секретарь армады, Диего де Годой, записал эти слова латынью в толстую тетрадь, капитаны подписа-лись, и так индейский город Табаско стал законной частью владений короля Карла.
Войску надо было кормиться — с судов почти не взяли запасов. Эконом де Торрес наутро снова пошел по домам — искать провиант. В загородках возле домов солдаты наловили много кроликов. По дворам бегали индейские свинки, маленькие остроносые, похожие на крупных жирных крыс. Свинки кусались и, едва до них дотрагивались, испускали какой-то острый запах. Попробовали прирезать и изжарить несколько таких свинок, мясо оказалось жирное, белое, но запах был неприятен.
— Не стану я есть этой индейской дряни! — заявил баск Эредия.
Хлеба тоже не было, только кое-где возле домов лежали кучи маисового зерна, наполовину проросшего. Кашевары накормили солдат похлебкой из маиса и кроличьего мяса.
Кукурузные поля простирались за городом; там, дальше за ними — кустарник, леса. Индейцев нигде не было видно, но Кортес никому не позволил выходить безоружным за ограду, да и с оружием — только группами, не в одиночку.
На полях было пусто; ночью индейцы унесли оставшиеся трупы своих воинов. Никаких следов боя — только где-нибудь изорванная повязка или перо из боевого убора. Листья кукурузы шелестели, обрызганные засохшей кровью.
Так прошли сутки. Съели и кроликов, и проросший маис. Солдаты ловили по дальним загородкам последних одичалых кур. Кое-кто уже выполз за ограду и принес молодые початки кукурузы. Еще нарвали за городом каких-то мелких светло-зеленых бобов. Бобы были твердые и горьковатые на вкус. Они росли на низеньких деревцах, посаженных правильными рядами. Есть эти бобы было невозможно.
Кортес ждал индейских послов. Придут с повинной, принесут подарки, — надеялся Кортес. Но послы не приходили.
На третий день стало уже по-настоящему голодно. Кортес выслал два больших отряда, по пятьдесят человек, осмотреть местность, поискать продовольствия.
С одним отрядом шел начальником Сандоваль, с другим — старший Альварадо.
Отряды пошли в разные стороны, но часа через два вернулись, соединенные вместе, быстрым маршем и с большим уроном: вели и несли восемнадцать раненых. Весь обратный путь они отбивались от индейцев.
Табасканцы осмелели: они начали показываться из лесов большими полчищами и грозили городу издали. Должно быть, перебежавший к ним в первую ночь Мельчорехо расскавал, что испанцев не так уж много и что, соединив силы, легко можно взять их измором.
Сандоваль привел с собой двух пленных. Долго бились с индейцами, — без Мельчорехо никто не умел с ними объясниться. Кто-то догадался позвать Агиляра.
Привели Агиляра. Ему индейцы отвечали охотно. «Много людей! — говорили индейцы и показывали на дальние холмы. — Много людей собиралось там, большое войско. С востока, с запада, — со всех сторон идут воины на город Табаско».
— Спроси у них, брат Агиляр, — сказал Кортес, — спроси у них, почему они хорошо приняли первых людей, пришедших с моря, — капитана Грихальву, — и почему теперь так плохо принимают нас?
Агиляр спросил. Индейцы в ответ быстро-быстро заговорили.
— Капитан Грихальва не поднимался по реке, не трогал селений, — объяснил Агиляр. — С ним табасканцы охотно менялись. Да и за эту мену досталось им от соседних племен. — «Вы изменники, трусы, — говорили табасканцам соседи. — Надо было гнать пришельцев от своих берегов. А не то уйдут одни, придут другие…» Так и получилось. Теперь все соседние племена — с того берега реки и с верховьев, и с дальних предгорий — большими полчищами собираются вокруг города, хотят, соединившись, прогнать и уничтожить белых людей.