В Лондоне напали и искалечили ювелира, В Риме рядом с открытым сейфом истёк кровью директор банка. В Берлине, в районе Грюневальд, нашли мужчину с перерезанным горлом. На Вердершер-Маркте произошло загадочное убийство, и при расследовании специалисты криминальной полиции установили, что убитый торговал кокаином. В Будапеште горничная обнаружила на втором этаже отеля «Метрополь» певицу Илону Варанади, лежащую голой в постели. В сложенных на прекрасной груди руках она держала огромный букет цветов, но, к сожалению, у неё было перерезано горло. Приходящие в Уайтсэндс открытки с видами Лондона, Берлина, Рима и Будапешта были просто совпадением.
Джо никогда не рассказывал, как попал в армию. Но он дослужился до звания старшего сержанта и командовал первой колонной грузовиков, в которую входил и Ларри. Джо был хорошим командиром, не слишком много орал, был дружелюбен, его уважали. Только иногда он вёл себя странно. По ночам в новолуние он становился угрюмым, почти не отвечал на вопросы, бледнел, и в одну из таких ночей Ларри случайно подсмотрел, как в сарае у фермера Джо одну за одной поднял за ноги четыре курицы и острым ножом отрезал головы. Ларри никому об этом не рассказал. Война сделала их друзьями, так и должно остаться. После войны всё изменится: Ларри вернётся в Нью-Йорк, а Джо окажется на собственном пляже где-нибудь на юге. Потом будет несколько писем туда-сюда, и на этом дружба закончится. Но этому не суждено было случиться.
В этот день, 12 апреля 1945 года, они стояли около грузовиков и ждали Эйзенхауэра с генералами. Как всегда, Джо Уильямс был лучше осведомлён и сказал Ларри:
— Там, под землёй, обнаружили много интересного. Я слышал, что в соляной шахте лежат миллионы.
— Мертвецов? — спросил Ларри, ничего не подозревая.
— Долларов, идиот. — Когда Джо говорил «идиот», это с его стороны было проявлением нежности.
— Там, внизу? Как это?
— Ещё никто точно не знает. Во всяком случае, искусствоведы шарят там, как одержимые. Как ты думаешь, Эйзенхауэр приехал бы сюда, если бы там не находилось что-то сенсационное? Парень, подумай о шахтах за нашей спиной. Картины, ковры, серебро, книги, фарфор, гобелены, иконы. Художественные сокровища всех веков и стран, из Китая, Египта, России, Месопотамии, Персии… из всех музеев! Но здесь наверняка самое ценное, раз прибыл лично Эйзенхауэр.
— Ну и что? — пожал плечами Ларри Брукс. — Всё заберут и поревезут в другое место.
— И увезут в Штаты, Ларри.
— Ну, это понятно. Мы же выиграли войну, она не может длиться бесконечно.
— Мы её выиграли. Это ты правильно сказал. Мы! А значит, ты и я.
— Можно и так сказать.
— Подумать только, Ларри! — Уильямс прислонился к радиатору грузовика рядом с Бруксом. — Из всех миллионов, даже миллиардов долларов, которые лежат буквально под ногами, что получим мы? Ничего, кроме грязи под ногтями! Всё уйдёт в большой карман Вашингтона. Трофеи победителя! Но мы, Ларри, тоже победители. Что останется в наших карманах? Несколько крошек от сигарет «Честерфилд»! И это всё, что мы принесём нашим мамочкам? Для чего нам голова?
— Не пойму тебя, Джо, — покачал головой Брук. — Что это значит? Хочешь устроить частный музей в своём замке на берегу моря? И для этого стащить картины или что-то вроде того?
— Изъять, Ларри! Изъять. Навсегда…
— Джо, ты свихнулся. — Брукс снова покачал головой. — Как ты переправишь эти вещи в Штаты?!
— Всё дело в организации. Когда корабль с ценностями поплывёт через океан, там найдётся уголок и для нас. Маленький уголок на большом корабле… Ларри, через несколько лет ты будешь сидеть во Флориде под пляжным зонтиком, рядом с красоткой, ты снимешь люкс в лучшем отеле и будешь швыряться деньгами.
— Но ты уже сейчас можешь себе это позволить, Джо.
— А ты нет, Ларри, малыш! Всего несколько картин, и у тебя будет новая жизнь, ты станешь другим человеком. И ты ничего не возьмешь у немчуры кроме того, что тебе причитается как победителю. Подумай об этом.
— И как это сделать, Джо?
— Посмотрим, что там внизу обнаружат. А потом превратимся в курочек и склюём несколько золотых зёрнышек.
— А потом?
— Потом подождём ещё немного. — Джо Уильямс засмеялся и хлопнул Ларри по плечу. — Даже Богу для сотворения мира понадобилось шесть дней.