– Я думала над твоими словами очень долго, – тоненький детский голосок девушки раздавался отовсюду, словно рождался в моей собственной голове. Каждый раз я вздрагивала, непривыкшая к этой особенности, но втайне восторгающаяся умением говорить пространством. – И это не давало мне покоя, поэтому я решила пойти в библиотеку и разузнать побольше. Бенджи помогал мне в поисках, он очень упорно трудился ради тебя. Ты же знаешь, что нравишься ему, да?
Белесые глаза бросили на меня беглый взгляд, и я почувствовала, как щеки заливаются румянцем.
– Это из-за твоего дара, – продолжила Хибики. – У нас все иначе. Души привыкли, что те, к кому они привязаны, не видят их, но не те, кто связан с Эновисон. Тут рождаются узы, которые обязывают обе стороны поддерживать друг друга. Если ты теряешь своей дар, душа постепенно увядает и впадает в так называемую спячку, которая может длиться неделями, месяцами, а то и годами. Цвет свечения зависит от того, на каком этапе увядания находится душа. Если он исчезнет, душа засыпает. И после того, как дар вернется, она может еще какое-то время находиться в спячке. В редких случаях все приводит к тому, что душа исчезает. Навсегда.
По спине пробежал табун мурашек, и я почувствовала, как на руках волоски стали дыбом. Не верни я свой дар, Эвон впала бы в спячку, и кто знает, проснулась ли в будущем. Я не могла ее потерять. Первую подругу, единственную, кто поддерживал меня с самого детства, кто верил в меня и всегда оставался на моей стороне. Такую жизнерадостную, неунывающую, саркастичную Эвон, что после смерти не утратила чувства юмора и бойкого характера.
– Значит, я могла умереть, – девушка показалась из-за угла и присела на краешек стула. – Во второй раз. Если бы Айви не вернула зрение, я бы исчезла, сама не понимая, что со мной происходит?
– Ты не исчезнешь, – голос хрипел от волнения. – Я не позволю им вновь забраться в мою голову и лишить меня дара.
Губы подруги тронула грустная улыбка.
– Спасибо, конечно, но я бы хотела знать, что меня ждет там, за чертой.
Хибики сделала глоток чая и на мгновение закусила губу.
– Там были записи, сделанные со слов души, пребывавшей во сне двенадцать лет. Он говорил, что не помнил ничего. Словно вот он закрыл глаза, а когда открыл, прошло очень много времени. Тот, с кем он был связан, ожидал его возвращения все то время, а для самой души прошло не больше пары минут. Поэтому, – черные волосы упали на лицо, скрывая грусть, – думаю, ты ничего не почувствуешь.
Эвон кивнула и молча направилась прочь. Я хотела пойти за ней, утешить, но что я могла сказать? Будто действительно могла помешать Тесефи забраться в мою голову и вывернуть все наизнанку. Война с заведомо принятым поражением за кулисами человеческого мира уже предрешила нам всем исход: подчинись или умри.
– Мне жаль, Айви, – Хибики коснулась моей руки. Ее кожа была мягкой и пахла черничным гелем для душа. – Никто и врагу не пожелал бы такой судьбы, как твоя.
«Сомневаюсь. Гюнтер с удовольствием проклял бы меня вновь».
***
Я оставила Хибики у себя на ночь, не позволив возвращаться в такой дождь домой. Она настаивала, но я была непреклонна. И девушка сдалась, устроившись в гостиной за просмотром кулинарного шоу, жуя печенье. Как только я удостоверилась, что гостья не собирается меня обманывать и сбегать, стоит мне отвернуться, я взяла телефон и направилась в комнату, на ходу набирая номер Натсуме.
После первого же гудка в трубке раздался взволнованный голос друга:
– Айви, Хибики пропала!
– Притормози, приятель. Никуда она не пропала. Сидит у меня, смотрит «Адскую кухню» и уничтожает запасы печенья. Ты бы за сестренкой внимательнее следил.
Послышался облегченный вздох.
– И давно она у тебя?
– Несколько часов. Извини, что раньше не набрала. Думала, ты и сам будешь разрывать мой телефон в поисках сестры.
– Не думал я, что она пойдет именно к тебе. Что она там вообще забыла?
Я зевнула. Сонливость никуда не исчезла, еще больше навалившись на плечи с неутешительными новостями.
– Хибики кое-что выяснила и захотела мне сообщить. Так что принеслась что есть духу, промокнув насквозь. Не переживай, я ее отогрела, переодела в теплое и чаем напоила. Как только дождь закончится, отправлю ее обратно к тебе.
– Спасибо, Айви, – голос парня переполнился теплом.
Я положила трубку и рухнула на кровать. Водоворот событий, захвативший меня месяц назад, никак не хотел выплевывать на сушу, дав вдохнуть спасительного воздуха. Карусель все вертелась, доводя до сумасшествия, рождая во мне паранойю. Это обязано было кончиться, ведь я оправдана Сенатом, признана невинной. Похоже, пропуск в свободную мирную жизнь затерялся где-то в пути, обрекая меня сомневаться.
Прикрыв глаза, я позволила усталости взять верх. В темноте замелькали картинки, ярко вспыхивая фейерверками и погружая меня в сладкую дремоту. Обрывки воспоминаний о днях, когда мое детство не омрачал груз ответственности и потерь. Беззаботные моменты счастья, внезапно утерянного среди тусклых улиц и мертвого неба.
Мне снилось другое, голубое небо, кристально чистое и бескрайнее, куда ни глянь. Я смотрела в вышину и думала о мортах, что день ото дня слепо толкались в сером городе и не могли себе позволить просто отдаться такому трепетному осознанию величия небес, что нежно обволакивали Землю, укрывая от невзгод.
Папа однажды сказал мне: «Если станет слишком трудно, беги до тех пор, пока не окажешься в месте, где рыхлая пахучая земля граничит с небесным океаном. Только там ты сможешь найти покой, вдали от шумного города и суетливых людей». И он оказался прав. В который раз. Когда на плечи ложился непосильный груз, я забиралась на крышу одной из высоток в центре, ложилась на спину и смотрела вверх, на облака. Они неторопливо плыли, лениво о чем-то беседуя, а я, такая крошечная и невзрачная, подслушивала их разговоры, не разбирая ни слова.
Когда я проснулась, дождь стих. За окном постепенно поднимался туман, вязкий и непроглядный. Эвон сидела на подоконнике и смотрела куда-то вдаль. Ее тело источало едва различимый голубой свет.
– Ты все еще думаешь о словах Хибики? – я зевнула и потерла глаза, присаживаясь на кровати.
Девушка безразлично пожала плечами, но ее спина дрожала. Душа беззвучно плакала, пытаясь не беспокоить меня, переживая боль в одиночестве. Я поднялась с кровати и подошла к ней. Потянулась, чтобы прикоснуться, но одернула себя.
– Послушай, никто же не знает, как оно будет дальше. Меня оправдали, некому больше лезть в мою голову. А значит, и дар мой никуда не денется. И ты вместе с ним.
Я пыталась придать голосу уверенности, но он предательски дрожал. Как жаль, что я не могла обнять Эвон и передать ей частичку тепла, что она то и дело вселяла в меня.
– Вот именно, ты не знаешь. И никто не знает, – девушка развернулась и посмотрела на меня. – Никто не может гарантировать, что ты не вляпаешься в какую-нибудь дурацкую историю, и они не примутся вновь высасывать твой мозг. Что, если они зажуют и меня?
– Никто тебя не зажует, ты же безвкусная.
Мы переглянулись и не смогли удержать смех. Свет, исходящий от души, стал ярче, немного успокоив меня.
– Ты несносна, Айви. Может, исчезнуть – не такая уж и плохая идея?
Во мне закипала злость, бурлила и пенилась, как масло на сковородке.
– Забудь. Ничего не случится. Может, я не лучший хранитель душ в мире, но о тебе я позаботиться сумею. Никто тебя у меня не отберет.
По щеке Эвон скользнула одинокая слеза.
– Теперь твоя очередь меня спасать, да? – девушка благодарно посмотрела на меня.
В комнату несмело постучали. Дверь отворилась, и на пороге показалась Хибики.
– Звонили из Академии. Дождь прекратился, занятия возобновляются. Я домой, переодеться. Встретимся около корпуса, – пробормотала японка и прежде, чем я успела ответить, умчалась, хлопнув дверьми.