Выбрать главу

Японские писатели — предтечи Новейшего времени

Антология

(перевод с японского А.Г. Фесюна)

Нацумэ Сосэки

(夏目漱石)

НАЦУМЭ Сосэки, настоящее имя НАЦУМЭ Кинноскэ (夏目金之助) (09.02.1867-09.12.1916) — один из основоположников современной японской литературы.

Родился в Эдо (Токио) в обеспеченной семье старшины одной из городских общин, которая после Реставрации Мэйдзи обеднела. Будучи поздним (и нежеланным) ребёнком, был отдан в чужую семью, затем вынужденно вернулся к родителям, но отношения с ними так и не сложились.

Закончил Токийский университет по отделению английской литературы; три года учился в Великобритании, вернувшись преподавал английский язык и литературу, но вскоре оставил преподавание, занявшись писательской работой.

Многие известные японские литераторы (в частности Акутатава Рюноскэ) считали Нацумэ Сосэки своим учителем.

ДЕСЯТЬ НОЧНЫХ СНОВ

Первый сон

Вот что мне снилось. Я сидел на подушке, скрестив руки на груди, у изголовья женщины, лежавшей лицом к небу.

— Я умираю, — тихо сказала она. Её длинные волосы рассыпались по подушке, очерчивая мягкие черты её овального лица. В совершенно белых щеках кровь лишь слегка намекала о своём цвете, а губы, конечно же, были красными. Было совершенно не похоже, что она умрёт. Но она сказала своим тихим голосом весьма определённо, что умирает. Я понял: совершенно очевидно, она умрёт.

— Вы уверены? Вы действительно умираете? — спросил я, заглядывая сверху в её лицо. Её глаза широко открылись.

— Да, — ответила она. — Я умираю.

Под густыми бровями её глаза были совершенно чёрными, и в глубине этой черноты чётко отражались два моих облика.

Глядя в эти сияющие чёрные глаза, глубокие до почти полной прозрачности, я не мог поверить, что она действительно умрёт. Вновь приблизив губы к подушке, я сказал:

— Вы точно не умрёте, всё будет хорошо.

Но женщина настаивала таким же тихим голосом:

— Нет, умру. Ничего не поделаешь.

— А вы видите моё лицо? — спросил я, пристально не вглядываясь.

— Вижу ли? — ответила она с улыбкой, — да разве вон там не оно отражается?

Я замолчал и отвёл глаза от подушки. Сложив руки на груди я подумал: действительно ли она умрёт?

Через некоторое время женщина заговорила вновь.

— Когда я умру, похороните меня, пожалуйста. Выройте нору большой жемчужной раковиной, а потом частичкой упавшей звезды отметьте место могилы. Затем подождите рядом с ней — я снова к вам приду.

Я спросил, когда она придёт?

— Солнце встаёт, правда? А потом заходит. И снова встаёт, и снова заходит. Вы можете дождаться меня, пока солнце переходит с востока на запад, с востока на запад?

Я молча кивнул. Слабый женский голос окреп.

— Пожалуйста, ждите меня сто лет, — твёрдо сказала она.

— Ждите меня, пожалуйста, сидя у могилы, сто лет. И я обязательно приду.

Я просто ответил, что буду ждать. И сразу же моё чёткое отражение в её глазах стало мутнеть, как отражение в воде изменяется при её движении; женщина закрыла глаза. Из-под длинных ресниц выползла слезинка. Она была мертва.

Я спустился в сад и вырыл ямку раковиной-жемчужницей с острой, плавно закруглённой боковиной. Перламутр на её внутренней стороне блестел под лунным светом каждый раз, когда я зачерпывал землю. В воздухе стоял запах сырой земли. Вскоре ямка была готова, и я опустил в неё женщину. Затем аккуратно засыпал её сверху мягкой землёй, и с каждым движением на раковине блестел лунный свет.

Затем я пошёл и отыскал кусочек упавшей звезды, чтобы положить его сверху. Он был круглый, и я подумал, что его края и углы стесались за время долгого падения по небу. Когда я клал его поверх земли, то ощущал в руках и в груди небольшое тепло.

Я сел на мох. Вот, как я проведу следующие сто лет в ожидании, подумал я скрестив руки на груди и глядя на круглый надгробный камень. Вскоре, как и сказала женщина, на востоке взошло солнце. Оно было большое и красное. И так же, как она говорила, солнце через некоторое время закатилось на западе. «Раз», — посчитал я.

Некоторое время спустя алое светило снова взошло, а потом молча закатилось. «Два», — посчитал я снова.

Так я и считал их — одно за другим; не знаю, сколько их было, этих красных солнц. Я считал и считал, а над головой проплывало столько солнц, что я не мог всё сосчитать. А сто лет всё не проходило. Наконец, глядя на круглый камень, который уже покрылся мхом, я стал думать — не обманула ли меня та женщина?