<p>
Вожак из ниоткуда ворвался в поле зрения и запрыгнул на крышу придавленной бревном тачки. Здоровенный, длинноногий, жесткошерстный зверь. Поджарый и тяжёлый, о чём звучно пожаловался тонкий металл. Серовато-песчаной масти, с пёстрым щетинистым чепраком. Широколобый, гривастый. Узкие челюсти, багровый оскал, жёлтые глаза.</p>
<p>
"Это не собака" — подумалось. Помесь... волкособ. А подсознание шепнуло услужливо: оборотень... Отогнал прочь безумную мыслишку. Страха не было. Только неверие. Изумление. Ужас, запертый в тесном салоне, колотился в помутневшие стёкла и нечленораздельно потявкивал. Глеб с трудом встал. Переждал головокружение.</p>
<p>
Путь запомнился нескончаемыми буераками. Качкой и тошнотой. Глеб следовал за пёстрым загривком, возвышающимся над чёрными, серыми и рыжими спинами. Гладкошёрстные и лохматые псины. Молчаливые, ни один не гавкнул. Останавливались, ждали, смотрели исподлобья. Множество печальных карих глаз и пара пронзительно-жёлтых. Обычные дворняги и звероподобная костедробилка.</p>
<p>
Проводили до шоссе и тихо скрылись в лесу. Не переступили невидимую границу. Нежелание хвостатых дикарей высовывать мокрые носы из тени запомнилось. Прочее уплыло в туман.</p>
<p>
Глеб зализал раны, утряс разногласия. Чёрная полоса засветлела. Приструненные собаками подонки больше не всплывали с городского дна, только плеснулся слух о заводиле жалкой шайки, отошедшем от дел лихих из-за ампутированной руки.</p>
<p>
Дела повалили в гору, наладилась личная жизнь. Уважаемый человек, ворочающий немалыми средствами, красавица жена — статная улыбчивая брюнетка, три очаровательных ясноглазых дочери. По имени и бытие "любимцу богов" — шутила половинка... И тем ошеломительнее прозвучало бесстрастное заключение: неоперабельно. Внешне пока ещё человек, а по сути — ходячий каркас для метастазов. Тухлое мясо, высыхающее на костях. Необратимость распада упёрла линию жизни в безысходную развилку: умереть в больнице или умереть дома. С комфортом, умелыми сиделками, эффективными, судя по цене, лекарствами. С молитвами или проклятиями. Умереть.</p>
<p>
Или же...</p>
<p>
Глеб забился в загородное логово. Скромный особняк для культурного отдыха на природе, нарезанной заборами на ломти. Место уединения... условного, разумеется. Мысленного. Но время на риторические вопросы самому себе таяло, как шипучая таблетка в стакане горячей воды. Не единожды беспокоили тихие "звоночки", но дела заставляли отмахиваться и глушить пустяковые недомогания шипением новомодной панацеи "от всех симптомов". С неслышным шорохом песчинки-мгновения соскальзывали в воронку, теперь же сорвались в обвал, и нет силы опрокинуть истекающие часы.</p>
<p>
Но ведь не время! Нет. Девочки ещё совсем малы...</p>
<p>
Мысли, запертые в лихорадочном кольце, беспрестанно возвращались в гибнущий ельник. И метались вокруг забрызганной кровью машины.</p>
<p>
"Это всего лишь совпадение. Собаки тоже разумны, по-своему, по-звериному..."</p>
<p>
"А сколько раз... подействует? Я же не спросил. Условия сделки?! Бред... Самовнушение. Вечером перебрал, не выспался. В электричке приснилось... мужик этот... Чуть пальцы не сломал."</p>
<p>
Долго метался, потом горячка схлынула, решение выкристаллизовалось. Пока ноги держат — иди. Выживи — или сдержи слово. Данное, возможно, "духу опохмелки".</p>
<p>
Самым трудным поначалу казалось уйти незамеченным. Даже заикаться о вылазке за пределы облагороженного садовником участка не хотелось. Но выкрутился из-под опеки близких и приближённых, огородился и ложью, и грубостью, и налегке ушёл в последнюю октябрьскую ночь.</p>
<p>
Местом "шаманских воззваний" Глеб выбрал захламлённый бор, не соблазнивший никого из ценителей жития на природе в отмежёванном комфорте. Ничейный лес уже обрекли на вырубку во славу ультрасовременной платной дороги. По правде сказать, выбора измождённому ходоку не представилось. Краткая прогулка растянулась в непосильное странствие.</p>
<p>
Глеб выключил фонарик. Искристая пелена снега, навеянная заморозком, подсвечивала утреннюю серость. Тропа без следов. Узкая, неровная, вытоптанные корни и валежник как набухшие вены под бескровной кожей. Тупик или выход.</p>
<p>
"Земля не промёрзла, днём стает" — подумал бывший лыжник. Подмётки рывками скоблили осаждённую белизну.</p>
<p>
Когда одолевала усталость, Глеб оборачивался и рассматривал чёрные борозды — корявую пародию на лыжню. Морщился — сдал бывалый первопроходец, совсем отвык ноги переставлять. Тропа незаметно сошлась на нет, словно ускользнула в подземелье, утонула в заиндевелом дёрне. По инерции путник обходил тёмные стволы, на которых застенчивый рассвет проявил трещиноватую фактуру. Перешагивал через хворостины, горбился, отводил руками ветки от лица.</p>
<p>
Выдохся. Привалился к одряхлевшей сосне, чей комель засыпало ломтями подточенной личинками коры. Стоял долго, неподвижно. С засохших губ толчками срывался зловонный парок. Сквозь оглушительное сердцебиение наконец просочилась тишина, Глеб совладал с приступом желчного скепсиса и выговорил:</p>