— Может, оставишь Мойру со мной? — спросил Кермит, наблюдая за женой.
— А если ей что-то понадобится? И кто накормит ее обедом? Скорее, она сможет позаботиться о тебе, чем ты о ней! — ответила Миранда, словно не замечая, как сильно ранит мужа.
— Разве ты не придешь к обеду?
— Кто знает! Я попрошу Хлою зайти к тебе и принести суп.
Кермит сжал челюсти. Она уже не раз полосовала его невидимыми ножами. Нарочно? Этого он не знал. Казалось, в его жизни не осталось ничего, кроме телесной неподвижности и острой душевной боли. Все мосты, ведущие в прошлое, рухнули, а сверху упало небо. Кермит был вынужден воспринимать действительность с терпеливой покорностью, а иначе впору было сойти с ума.
Несколько дней назад к нему с шумом ворвались товарищи, вернее, бывшие товарищи. Они шутили, пытаясь его растормошить, и это была сплошная мука. Они привезли коляску. Она была тяжелой, но Гордон пообещал выкатывать ее всякий раз, как приятель решит «прогуляться». Однако Кермит знал, что как бы ему ни хотелось подышать свежим воздухом, он никогда не рискнет появиться перед всем Галифаксом беспомощным инвалидом.
— Пока, папочка! — сказала Мойра, когда Миранда выводила ее из комнаты.
У Кермита так стиснуло горло, что он не сумел ответить.
На улице шел мокрый снег, он облепил фонари, отчего каждый из них стал похож на маленькую луну. Миранда часто поскальзывалась, но не замедляла шага. Крупные снежинки таяли на ее шляпке и воротнике пальто, превращаясь из маленьких мотыльков в крохотные звездочки. Она не смотрела на прохожих — ей было не до них, ее волновала та неведомая сторона жизни, какую она наконец решилась познать. Это должно было стать своеобразным выходом на свободу. Ее воображение рисовало интересные знакомства, море новых лиц, возможный успех.
Перво-наперво Миранда отправилась в деловую часть города, где было много контор. Однако ее поиски не увенчались успехом. В лучшем случае ее выслушивали с вежливым интересом, после чего заявляли, что у них нет вакансий. В любой конторе требовались барышни с опытом работы или хотя бы с какими-то знаниями, а она не умела ни стенографировать, ни печатать.
Обедая в скромном кафе, Миранда подумала о районе Гринвиль-Молл, где было много ресторанов и пабов, и о Спринг-Гарден с его магазинами. Однако мысль о том, чтобы стать официанткой или продавщицей и обслуживать всяких грубиянов, вызвала у нее тошноту. В пабах к ней наверняка начнут приставать мужчины, а чтобы получить место в магазине, возможно, тоже требуется опыт.
Поколебавшись, Миранда решила обратиться на фабрики, хотя эта работа казалась ей унизительной, примитивной, не достойной ни ее красоты, ни ума. На швейной не было мест, однако там ей сказали:
— Попробуйте спросить на бисквитной фабрике. Они совсем недавно запустили производство, наверняка вы что-нибудь там получите.
Дилан! С того вечера, когда она разыграла перед ним комедию с извинениями и рискнула его поцеловать, Миранда видела своего отвергнутого жениха только мельком, на пикнике, и ничего не знала о его жизни.
Значит, фабрику удалось восстановить, и там нужны работники. А что если явиться к нему с очередным спектаклем и выпросить место получше?
Такая идея пришлась по вкусу Миранде, однако понимая, что к столь важной встрече необходимо хорошо подготовиться, она вернулась домой.
К тому времени, как она открыла дверь, в комнате было почти совсем темно. От обстановки веяло запустением. Тени в углах комнаты напоминали грязные кляксы.
— Ты что-нибудь нашла? — спросил Кермит.
— Нет, но завтра я попробую снова. Ты ел?
— Нет. Хлоя приходила, но мне не хотелось.
Миранда тяжело вздохнула. При мысли о том, какими неприятными делами ей сей час придется заняться, ее передернуло. Что останется при такой жизни от ее молодости и красоты через несколько лет?
Кермит терпел ее прикосновения, невольно вспоминая времена, когда он был готов отдать за них целую жизнь.
Руки Миранды не были равнодушными или — в лучшем случае — успокаивающими руками сиделки; в том, как она к нему прикасалась, не ощущалось сочувствия любящей жены, а лишь раздражение и брезгливость. Отныне он не может мечтать даже о толике участия, даже о мимолетной ласке. Он, Кермит Далтон, всегда такой здоровый и сильный, превратился в обузу. Нет, он не обвинял Миранду, он все понимал и все же… ему было очень тяжело.