В этом есть огромный смысл.
— Наверное, я просто боюсь, что у меня вообще ничего не получится, понимаешь? Поверь мне, многие люди хотят стать авторами, но большинству из них никогда ничего не удается опубликовать. Что, если я одна из них? И да, прекрасно, я пишу для себя, потому что это помогает мне прояснить голову и дает мне цель, но я не могу солгать и сказать, что не хочу, чтобы люди читали мои работы.
Он напевает.
— Нет, в этом есть смысл. Если ты вкладываешь свое сердце и душу в то, чем гордишься, тебе захочется поделиться этим со всем миром.
— Вот именно.
— Вот как я это вижу, и вот тут начинается самая пикантная часть. У тебя только одна жизнь, и, хотя я уверен, что она будет долгой, я не хочу, чтобы однажды через сорок лет ты проснулась с сожалением о том, что тебе так и не хватило смелости написать чертову книгу и попытаться ее опубликовать.
Бессознательно я крепче сжимаю его руку, пока он продолжает говорить:
— Это правда, что у тебя может никогда не получиться. Это случается, но что, если у тебя все–таки получится? Что тогда? — Он качает головой. — Ты знаешь, что у тебя на сто процентов никогда этого не получится? Если ты не напишешь книгу и не подашь ее в печать. Твои незаконченные черновики никогда не увидят свет, если ты не подавишь этот синдром самозванца до смерти и не закончишь эту историю. И если ты будешь стараться изо всех сил и все равно потерпишь неудачу, по крайней мере, однажды ты умрешь без сожалений.
Его слова — это то, что я повторяла себе снова и снова на протяжении многих лет, и все же, когда я слышу их от него, в моей груди становится легче. Внезапный прилив уверенности в своем будущем и вдохновения для работы над своей мечтой взрывается внутри меня, и я чувствую, что немного задыхаюсь, когда пытаюсь заговорить.
— Спасибо тебе, Кэл. Ты — это... — Все. — Ты отличный друг.
Он слегка улыбается мне.
— Ты тоже отличный друг, солнышко. Я уверен, что со временем ты разберешься в этом, и ты знаешь, что я всегда здесь, если тебе нужно поговорить. Я хороший слушатель.
— Спасибо. Я знаю. Я дам тебе знать, если придет вдохновение.
— Когда придет, — поправляет он меня.
— Когда, — повторяю я, и на моих губах играет легкая улыбка.
— Хорошо. — Он начинает играть с моими пальцами, сгибая их под странными углами. — Как думаешь, твой профессор упадет в обморок, если ты сдашь непристойную книгу?
Я сейчас вот–вот потеряю сознание.
— Что? Я... Нет, я никогда не смогла бы этого написать.
— Почему нет? Ты же их читаешь.
— Это не то же самое, что писать их. — Мои щеки пылают. — Я не думаю, что у меня это получится. — Не говоря уже о том, что у меня нет никакого опыта, из которого можно было бы извлечь пользу, но это разговор на другой день. Может быть.
— Ты хороша во всем, — говорит он с такой уверенностью, что я почти верю в это.
Я собираюсь сказать ему, что он не мог ошибаться сильнее, когда в поле моего зрения появляются три высокие фигуры. Когда я поднимаю голову, чтобы посмотреть на Аарона, его взгляд уже прикован к руке Кэла, держащей мою. К его чести, Кэл не отступает.
Моя предыдущая маленькая речь, возможно, сработала, потому что вместо того, чтобы угрожать отрубить Кэлу руки, если он сию же секунду не перестанет прикасаться ко мне, мой кузен делает глубокий вдох и сосредотачивается на мне.
— Мы собирались поиграть в бильярд. Хочешь пойти?
— Конечно.
Следующий час мы проводим, играя в бильярд с моим двоюродным братом и двумя его друзьями, один из них, которого я сначала считал довольно милым и забавным, пока он не коснулся моей поясницы, хотя в этом совершенно не было необходимости, когда он шел позади меня. Я вздрогнула, потрясенная нежеланным прикосновением, и через секунду Кэл был рядом со мной, как бешеный зверь, ожидающий удара. С другой стороны стола Аарон свирепо уставился на своего друга.
Блять.
Они ничего не говорят и не устраивают сцен, так что технически я не могу на них злиться. Все равно.
Поскольку сегодня будний вечер, мы решаем уйти пораньше, и Аарон предлагает подвезти меня домой. Он этого не говорит, но, конечно, единственная причина, по которой ему так не терпится сесть за руль, заключается в том, что он знает, что я поеду с Кэлом, если он будет недоступен. Он выпил всего одно пиво больше часа назад, так что он не против сесть за руль, и мы трогаемся с места.
Позже тем же вечером, после нашей с Эм обычной встречи, на моем телефоне загорается сообщение.
Кэл: Время исповеди. Я заинтригован твоей книгой больше, чем следовало бы.
Я ухмыляюсь своему экрану, как последняя идиотка, радуясь, что Эмили сосредоточена на своем планшете, а не на мне, иначе она задала бы слишком много вопросов, на которые у меня нет ответов. Прежде чем я успеваю разблокировать свой телефон и набрать ответ, приходит второе сообщение.
Кэл: Мне было очень весело сегодня вечером. С тобой легко разговаривать. Я забираю Мэдди из танцевальной студии, так что увидимся завтра. Спи спокойно, солнышко.
Я: Мне тоже было весело. Кстати, с этого момента я на 100% обращаюсь к тебе за мотивирующими речами. Это угроза.
Я: Увидимся завтра. Спи спокойно, Сэмми. <3
Кэл: Я и не знал, что люди все еще посылают такие сердечки.
Кэл: <3
Глава 18
Грейс
Спустя почти пять недель и два серьезных психических срыва пустой документ Word, принадлежащий моей дурацкой ненаписанной книге, все еще преследует меня. И это продолжается и после того, как профессор Дэннер отпускает нас, и я со стоном откидываюсь на спинку стула.
— То же самое. — До моих ушей доносится мужской смех неподалеку. Оборачиваясь, я встречаюсь взглядом с Люком Элмсом. — Как продвигается твой проект?
С его высоким, стройным телосложением, ярко–светлыми волосами и большими голубыми глазами я всегда считала Люка вылитым херувимом (прим.пер. высший ангел в христианской мифологии). Я знаю его с первого года учебы в Уорлингтоне, хотя в общей сложности мы обменялись не более чем парой слов.
Он также сын Оливии и иногда помогает ей отнести более тяжелые коробки в благотворительный магазин, в котором я работаю волонтером. В конце концов, этот город не такой большой, да?
Из того, что я поняла, он тихий игрок в лакросс, который вызывает у меня больше смешанные эмоции, чем что–либо другое. Может быть, это из–за его холодного отношения.