Дома Второв прежде всего прочел письмо от жены. Через несколько минут он вышел из своей комнаты с распечатанным конвертом.
— Мама, она приедет на этой неделе…
Мать осторожна, мать чутка. Она накрывает на стол, ее руки и голова заняты, она не торопится откликнуться на новость.
— Да? — Это не вопрос, но и не удивление. Скорее, эхо.
— Ты представляешь? — Он криво улыбается, но глаза не очень веселые.
— Ты рад?
Мать никогда не простит невестке, сделавшей ее сына несчастным, но она пойдет на все, чтобы только ему было хорошо.
Второв пожимает плечами. Он не знает, он никогда не мог разобраться в этом проклятом вопросе.
— Тебе нужна жена. Тебе уже тридцать пять. Я только не уверена…
Второв смотрит на мать.
— …что это должна быть именно Вера, — с трудом договаривает она.
Невестке нет прощения, она должна нести кару, но и сын… Очень трудно быть объективной и справедливой.
— Пятьдесят процентов вины лежит на тебе.
Второв опускает взгляд в тарелку. Таковы они, женщины: думают изменить мир голыми руками.
— Нет, двадцать пять, — говорит он.
— Не шути, мой мальчик, не смейся. Ты очень плохой муж. Ты не держал жену в руках, ты просто позволял ей существовать рядом с тобой.
— Это, по-моему, истинная интеллигентность.
— Ты плохо знаешь женщин.
— С нас слишком большой спрос. Мы должны знать языки, математику, химию, астрономию, политэкономию и женщин тоже. Я считаю, что программа несколько перегружена.
— Может быть, но это жизнь.
— Да, ты права. Но все же я хотел бы кое-что исключить из своей жизни.
— Что же?
— Избыточную информацию. Бесполезное знание существа женской натуры.
Мать вздыхает:
— Не думаю, чтобы это было бесполезно. В общем, смотри сам. Все мужчины так самонадеянны!
Мать уходит, а он остается. Она уходит, чтобы набрать силы для новой атаки. Она возвращается и приносит слоеные хрустики.
Эти нежные спирали из подрумяненного теста автоматически переводят стрелку времени назад, в детство. Второв улыбается и запускает руку в вазу.
— Будет серьезный разговор, мама?
— Да, сынок.
— О чем?
— О тебе.
— Тема выбрана не совсем удачно. Разработка указанного направления малоперспективна.
— Возможно, но… оставим шутки. Что ты думаешь делать с Вероникой?
Второв поморщился.
— Как — что? Встретимся, поговорим, обменяемся впечатлениями, и, пожалуй, все.
Мать поджала губы и посмотрела в окно.
— Слушай, Саша, так это продолжаться не может. Уже прошло много лет с того момента, как эта женщина ушла от тебя. Она бросила тебя ради легкой жизни…
— Прости меня, мать, — торопливо перебил ее Второв, — мы с ней просто разошлись, давай будем говорить о ней уважительно. Да и не знаем мы, насколько легка ее жизнь. А кроме того, заочно осудить человека, ты сама понимаешь, просто нехорошо… Лично она во многом и не виновата. Так уж ее воспитали.
Наступило долгое молчание.
«Какой тяжелый и неприятный разговор! Кому это нужно? Почему люди должны мучить друг друга?»
Но мать решила довести расследование до конца. Она еще плотнее сжала губы.
— Я не имею права говорить так, как я говорю, — сказала она упрямо.
— Ну хорошо, хорошо, мама…
— Видишь ли, Саша, возможно, что ты ее еще любишь, даже наверное так это и есть, иначе какой нормальный мужчина позволит водить себя за нос так долго…
— Я псих, мама.
— Не паясничай. Ты должен понять, что я ничего против Вероники не имею. Я могу понять ее как женщина, но я не могу согласиться с ее поведением. Да, я ее осуждаю. Но ты тоже неправ. Ты неправ по существу. И я тебе заявляю: так продолжаться не может.
— Что же делать?
— Ты должен забыть о ней!.. А может быть, она хочет вернуться? Хотя я не знаю, с каким лицом она могла бы это сделать. У тебя должна быть семья, дети. Пора уж наконец… Неужели у тебя нет знакомых женщин, которые…
Второв молчал, опустив голову на руки.
— Мама, как ты думаешь, зачем мы живем на свете?
Мать внимательно взглянула на него и улыбнулась:
— Поздновато приходит к тебе этот вопрос.
— Раньше некогда было, я отвлекался.
— Не притворяйся. Ты все и сам отлично знаешь.
— Свой ответ я знаю, мне хочется знать твой.
— Я лично вижу смысл жизни в исполнении долга по отношению к тебе и… другим людям.
Второв улыбнулся:
— Да, мама, это я чувствовал всю жизнь. В течение тридцати с лишним лет я тоже выполняю свой долг, но сейчас меня интересует вопрос, в чем смысл этого долга.