Выбрать главу

На борозду Баян даже не поглядел. Не повернул головы, трудом утомленный.

Тут и жрецы пожаловали. Подивились Баяновой борозде. За край небес увел.

– Потемнела твоя белая рубаха, – сказал Благомир отроку. – То тебе не упрек – душа белее стала. Ныне открылось нам: ты, Баян, внук Велеса. Велесовым премудростям будешь учиться.

Спал в ту ночь Баян вместе с ребятами. Но даже словечком с ними не перекинулся. Лег – и заснул. Наработался.

Сила слова

Утром отроков посадили за ступы, толочь сушеные ягоды.

Жрецы все были на давильне, выжимали сок из трав, цветов, грибов. Готовилось снадобье для браги Сварога, поить жертвенного коня, жрецов и самого бога.

– Ах ты, бражка, бражка божья! – весело пели ребята, постукивая пестами, и Баян, подхватывая слова, подпевал им.

Мы готовим тебя, бражка, Чтоб в бочонках ты бродила, Чтобы дух в носок шибал.

– Чтобы дух в носок шибал! – веселился Баян, переглядываясь с ребятами.

Стало слышно – жрецы тоже поют. Ребята примолкли, запоминая песню.

Не грохым-грохым, не миганьицем, Быстрой мыслию, кряжной мышцею Ты взыграй, взъярись, бражка пенная! Ты столкни с земли и с небес спихни Супротивников бога белого, света светлого! Будь врагам его мутным омутом, А дружине его – озарением.

В наступившей тишине скрипел жернов, мерно стучали огромные песты об огромные ступы. Были еще какие-то звуки: жрецы, наверное, хороводы водили, притопывая. Пение иное пошло.

Будь же ты густее меда, браженька, Сокровенных соков будь забористей. Пусть поющий, выпив кружку, – не шатается, Но получит дар священный – голос вещего. Пусть медовым духом дышит, Хмель же пусть язык распустит, Пусть горчат слова полынью, Заплетаются пусть ноги, Даже речь бессвязной станет — Лишь бы совесть не плутала, Не согнуло б ложью правду, Не состарилась душа бы, Но младенцем оставалась.

Работали весь день, не обедая. Спать легли без ужина. И этак три дня.

Баян наконец узнал, как зовут ребят, чему обучаются. Трое старших – Любим, Лучезар, Любомысл – работали в кузнице, знались с огнем, железо ковали. Погодок, ласковый сосед по столу, именем Горазд, привыкал к золотому делу, к тайнописи.

– А меня куда приставят? – спросил ребят Баян.

– Коли ты внук Велеса, к священным коням, – сказал Любим.

– К жертвеннику! – возразил Любомысл.

– Не гадайте, – осадил товарищей Любим. – Что скажет Благомир, тому и быть.

Пока брага бродила в дубовых бочках, набирая силу, ребята жили беспечно. Им позволили ходить на реку, в лес по грибы, в луга за сладкой клубникой.

«Почему матушке нельзя здесь жить?» – вздыхал про себя Баян.

Однажды утром собрались ребята в Вишневый лог.

Тот лог длиною в двадцать верст, и все двадцать верст – вишневая роща.

– Хорошее у тебя лукошко, – сказал Благомир Баяну. – Не мало, не велико, для нашего дела впору. Вы, ребята, ступайте, а у нас с тобою, Баян, будет иной сбор.

Ребята поклонились верховному жрецу, побежали с горы вниз, в пойму, а Баян пошел, куда повели, в дубраву. Посмотрел Благомир на огорченное личико, улыбнулся:

– Скажи мне, сколько слов говоришь ты за день?

Баян покраснел.

– Не знаю.

– Никто того не знает, – успокоил отрока велимудрый жрец. – Но много или мало?

Баян призадумался.

– Вслух – не много, а про себя много!

– Про себя много! – порадовался ответу старец. – А как ты думаешь, велика ли сила слова?

Баян нахмурился.

– Если складно говорить – велика.

Глаза Благомира стали вдруг колючими.

– Да в чем же сила складных слов? О каких словах баешь, о прибаутках, что ли?

Отрок потупил голову.

– Ты говори, говори, мне лепо тебя слушать! – ободрил Благомир.

– Не знаю я ничего, – сдерживая слезы, пролепетал Баян.

Жрец не торопил, но ответа ждал.

– Когда праздники бывают… Одни запоют, а другие в пляс…

Благомир просиял.

– Знать не знаешь, а догадка твоя многого стоит. – И вдруг охнул: – Волк!

Баян кинулся к старцу, прижался.

Благомир обнял мальчонку, приласкал.

– Напугал я тебя. Ты уж помилуй меня. Видишь – слово пострашнее волка. А можно ведь иначе сказать: волк! Не страшно?

– Не страшно.

– А хотелось взять дубину и бежать бить серого?

– Хотелось.

– Вот и запомни: слово может все.

– Все? – повторил Баян, но от жреца не укрылось сомнение и вопрос в голосе.

Они шли все дальше и дальше, лес стоял тесно, было сумрачно.

– Смотри! – показал жрец на дерево.

– Сова, – прошептал Баян.

– Филин.

Глаза у Благомира расширились, сказал он что-то непонятное, свистящим шепотом, но филин рухнул с дерева, как мешок, и только уж на земле забился, побежал, топорща крылья, налетая на кусты, спотыкаясь о коренья.

– Вот оно слово-то, – сказал жрец. – Не только человек, но птица и зверь ему послушны.

Они вышли к каменной гряде. Благомир протиснулся в узкую щель. Пещера! Чернее, чем в колодце. Жрец взял отрока за руку и по ступеням вел куда-то вниз. Наконец земля под ногами стала ровная.

Жрец высек огонь, запалил факел. Сводов пещеры не видно.

– Я покажу тебе силу слова, – сказал Благомир и погасил факел.

Грянула такая тьма – глаз поколи. Первые слова заклинания жрец сказал шепотом, может, в них-то и таился ключ могущества. Слова росли, голос крепчал. Своды гудели – кружило эхо. Уже Благомир умолк, а слова, не находя неба, бились о стены и не могли угаснуть. Вдруг жрец закричал пронзительно, словно ударил копьем:

– Алаатырь!

В то же мгновение с противоположной стены посыпались с грохотом каменья, и узкий луч света пронзил тьму пещеры.

Благомир положил руку на плечо отрока.

– Вот оно слово! Сильнее меча и тарана. Видишь?

– Вижу, – прошептал Баян.

Они поднялись по ступеням вверх, вышли на свет.

– О пещере никому не рассказывай. – Благомир был бледен, бисер пота покрывал его виски и лоб.

Сел на камень. Посмотрел на Баяна, а у того в глазах уж такой восторг, что даже дрожит весь.

– Садись, – сказал Благомир. – Камни теплые… Я много чего знаю. Одно от учителя моего перенял, другое от людей, а есть, и не мало, что сам нашел в словесном море-океане.

Помолчал, трогая осторожно цветок колокольчика.

– Ишь какой! Кому-то и он звенит.

Сердце у Баяна стучало, и чуткий жрец слышал, как оно стучит.

– Ищу я ныне заветное слово… Много бед у народа нашего впереди. Быть ему в великой славе, но и бедствия ожидают его сокрушительные. Все переживет, перетерпит… На то они и волхвы, чтоб знать да беречь. Вот и хочу поставить сокровенное слово на небесах. Будет как стена, – улыбнулся. – Помогай старику слова собирать.

– А как?! – вырвалось у Баяна.

Благомир показал на осу, ползавшую по камню:

– Поймай!

Баян изловчился, накрыл осу да и вскрикнул, затряс ужаленной рукой. Благомир засмеялся. Притянул мальчонку к себе, подул на его ладошку, пошептал, поплевал на стороны: боль прошла.

– Вот тебе урок. Поищи слова, чтоб отваживали ос от избы, от человека, от дупел с медом.

– А где же их искать? – испугался Баян.

– Повсюду… Лукошко у тебя пусто?

– Пусто.

– Вот как будет полнехонько отборными словами, так все само собой и получится, слово к слову прилепится.

На обратной дороге Благомир пел немудреные заговоры.

– По полям, по долам, по зеленым лугам да по желтым пескам, по быстрым рекам ходил я, волхв именем Благомир, ходил, глядел, слова собирал. Как желты пески пересыпаются, реки быстрые переливаются, как с зеленой травы росы скатываются, так и с меня, с волхва, с Благомира, страх мой скатился бы. С буйной головы, с ретивого сердца, с ясных очей, с кровяных печеней и со всего тела белого.