149 НПЛ. С. 420. О предполагаемой матери Владимира Анне, упомянутой в этом летописном сообщении, см. прим. 27–29 к гл. 3.
150 Янин В. Л. Некрополь Новгородского Софийского собора. С. 119–140. В Новгородской Четвертой, Софийской Первой и др. летописях под 1178 г. сообщается о смерти в Новгороде князя Мстислава Ростиславича, «внука Юрьева», т. е. Мстислава Безокого: «и положиша его в Святеи Софеи в притворе в Новегороде, в гробници Володимере Ярославича» (ПСРЛ. Т. 4. С. 590; Т. 6. Вып. 1. Стб. 244). В Ипатьевской летописи, вероятно, ошибочно сообщение о погребении в гробнице князя Владимира связывается с другим князем Мстиславом Ростиславичем — Храбрым, умершим в Новгороде в 1180 г. (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 610). В. Г. Брюсова отмечает, что в XIX в. в Новгороде было известно предание, согласно которому князь Владимир Ярославич был причтен к лику святых еще в древности, причем мощи его открыты спустя сто с лишним лет после кончины — по мнению исследовательницы, предположительно, до 1178 г., когда в его гробницу были положены мощи князя Мстислава Ростиславича Безокого (Брюсова В. Г. Поражение или победа. С. 66).
151 Янин В. Л. Некрополь Новгородского Софийского собора. С. 119–140.
152 ПСРЛ. Т. 7. С. 232. Исследователи справедливо сомневаются в реальности существования этого князя (см., напр.: Баумгартен Н. А. Первая ветвь князей Галицких… С. 4).
1 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 155. В Ипатьевском списке «Повести временных лет»: «…в церкви Святыя Богородица в Володимери» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 143), где предлог «в», очевидно, появился по ошибке, а текст надо понимать в смысле: «в церкви Святой Богородицы Владимировой», т. е. построенной князем Владимиром. В результате, однако, в ряде позднейших летописей (Воскресенской, Никоновской и др.) текст был понят так, будто кости положены в церкви Святой Богородицы во Владимире-Залесском (т. е. Владимирском Успенском соборе).
2 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 75. Полагают, что эта фраза могла принадлежать летописцу, писавшему до 1044 г., когда останки Олега были перенесены в Киев (Шахматов А. А. Разыскания… С. 415–418; Приселков М. Д. История русского летописания. С. 50). Это, однако, не единственно возможное объяснение (ср.: Кузьмин А. Г. Начальные этапы… С. 345–347). Помимо прочего, слово «могила», по-видимому, означало прежде всего «могильный холм», но не обязательно собственно захоронение (ср.: Словарь древнерусского языка [XI–XIV вв.]. Т. 4. С. 555); следовательно, оно могло использоваться по отношению к «Олеговой могиле» и после перенесения останков князя.
3 См., напр.: Соколов Пл. Русский архиерей из Византии и право его назначения до начала XV в. Киев, 1913. С. 44–45; Щапов Я. Н. Устав князя Ярослава и вопрос об отношении к византийскому наследию на Руси в середине XI в. // Византийский временник. Т. 31. М., 1971. С. 72–73 и др. С этим, впрочем, не соглашается А. Поппэ (Poppe A. Państwo i Kościół… S. 101–102), однако нарушение канонических (и даже догматических) норм в акте 1044 г. кажется слишком серьезным, чтобы оно могло получить одобрение греческого иерарха. (О некоторых скандинавских параллелях к акту 1044 г. см.: Успенский Ф. Б. Крещение костей Олега и Ярополка в свете русско-скандинавских культурных взаимосвязей // Норна у источника Судьбы. С. 407–414.)
4 По свидетельству Мацея Стрыйковского, «в Киев явились три архимандрита-чернеца, ученые мужи из Греции», которые и «подняли из могилы кости двух князей» (цит. по: Макарий [Булгаков], митр. История Русской Церкви. Кн. 2. С. 441, прим. 191). Впрочем, источник, а также степень достоверности этого известия польского хрониста XVI в. неизвестны.
5 См. так же. С. 59, 441; Щапов Я. Н. Устав князя Ярослава… С. 72–73. Соответствующее (26-е) правило Карфагенского собора входило в состав греческого Номоканона XIV титулов, хорошо известного на Руси в славянском переводе (см.: Бенешевич В. Н. Древнеславянская кормчая XIV титулов без толкований. Т. 1. СПб., 1906. С. 397).
6 ПСРЛ. Т. 21. Ч. 1. С. 166–167.
7 Кузьмин А. Г. Падение Перуна. С. 227.
8 БЛДР. Т. 1. С. 42–44.
9 Впрочем, вопрос о времени причтения святых Бориса и Глеба к лику святых решается историками по-разному. Согласно традиционной точке зрения, основанной на показаниях памятников Борисоглебского цикла (анонимного «Сказания о чудесах», служащего продолжением «Сказания о страсти» святых братьев, и «Чтения» преп. Нестора), канонизация святых имела место еще в первые годы княжения Ярослава, а именно в 20-е гг. XI в. Исходя из того, что перенесение мощей святых в построенную Ярославом пятиглавую церковь происходило 24 июля, и считая, что торжества могли иметь место только в воскресный день, А. А. Шахматов предложил датировать их 1026 г., когда 24 июля падало на воскресенье; эта точка зрения была принята и другими исследователями (см.: Шахматов А. А. Разыскания… С. 58; Приселков М. Д. Очерки… С. 71–72). Это хорошо согласуется также с участием в торжествах митрополита (или архиепископа?) Иоанна; хотя время его святительства остается неизвестным, все же приходится учитывать, что позднейшие летописи (в частности, Никоновская) называют его современником князя Владимира Святославича и упоминают под 1008 г. (см. прим. 72 к гл. 5). Современным исследователям, однако, мнение Шахматова не представляется убедительным. Исходя из того, что самостоятельную церковную политику князь Ярослав Владимирович начал проводить лишь после объединения в своих руках всей Русской земли (т. е. после 1036 г.), немецкий славист Л. Мюллер относит канонизацию святых братьев ко второй половине 30-х гг. XI в. По его мнению, митрополит Иоанн был непосредственным предшественником Феопемпта и занимал кафедру до 1039 г.; в промежутке между 1036 и 1039 гг. и следует датировать события, описанные в Житиях (Мюллер Л. О времени канонизации святых Бориса и Глеба // Russia Madiaevalis. T. VIII. 1. 1995. С. 11).