Предложенная М. К. Каргером и В. Н. Лазаревым и получившая широкое распространение реконструкция фрески Софийского собора (В. Н. Лазарев видит на ней пять дочерей и пять сыновей Ярослава, а также его самого и его супругу) имеет, однако, существенный недостаток. Дело в том, что на копии Вестерфельда Ярослав и его сыновья подходят к Христу слева, а супруга и дочери — справа, что полностью соответствует как византийским принципам построения подобных фресок (на которых император всегда подходит к Христу слева, т. е. под правую, благословляющую руку, а императрица — справа), так и правилам расположения христиан в православном храме (мужчины всегда стоят справа, в южной части храма, а женщины — слева, в северной; о том, что так было и в Киевской Софии, свидетельствует, помимо прочего, расположение женских граффити). (В. Н. Лазарев привел и обратные примеры — см. указ. соч. С. 37, прим. 28, но все они относятся к XIII в.; «на византийских мозаиках, эмалях и изделиях из слоновой кости, — отмечает исследователь, — василевс изображается всегда слева, а василисса — справа».) С. А. Высоцкий (указ. соч.) предложил другую реконструкцию ктиторского портрета: по его мнению, сохранившаяся часть фрески на южной стене центрального нефа собора (известная как портрет дочерей Ярослава) на самом деле изображает мужскую часть семьи, а именно сыновей князя; на северной же стене изображены не сыновья, а дочери (всего на фреске, по его мнению, 13 фигур: Христос, Владимир, Ольга, Ярослав, его супруга, четыре сына и четыре дочери). Эта реконструкция получила в последнее время поддержку ряда исследователей. При этом приходится учитывать наблюдение Г. Н. Логвина: во время многочисленных поновлений и реставраций настенной живописи в Софийском соборе в XVII–XX вв. изображения настолько пострадали и столько раз переделывались в зависимости от представлений реставраторов, что в настоящее время «стала невозможной достоверная атрибуция изображенных персонажей» (Логвин Г. Н. К истории сооружения Софийского собора в Киеве. С. 175–176). А. В. Поппэ, вопреки С. А. Высоцкому, категорически отвергает возможность размещения на фреске Владимира и Ольги, однако принимает мнение о том, что слева к Христу должен подходить князь Ярослав; согласно предложенной им реконструкции, за Ярославом следуют сыновья и дочь (третья по счету на сохранившейся части фрески), справа же от Христа изображены княгиня Ирина и пять ее дочерей (Poppe A. Kompozycja fundacyjna Sofii Kijowskiej. W poszukiwanu układu pierwotnego // Biuletyn historii sztuki. Warszawa, 1968. T. 30. № 1. S. 3–29). Наконец, Н. Н. Никитенко вообще не считает фреску ктиторской, но полагает, что на ней запечатлен обряд освящения собора и изображена семья князя Владимира Святославича, а вовсе не Ярослава (Никитенко Н. Н. Княжеский групповой портрет в Софии Киевской… С. 237–244).
6 См.: Лазарев В. Н. Групповой портрет семейства Ярослава. С. 48–54.
7 Помимо Ярослава древнерусские источники называют «царями» и некоторых других русских князей: Владимира Мономаха, его сына Мстислава Великого, киевского князя Изяслава Мстиславича, Андрея Боголюбского, Рюрика Ростиславича, Романа Мстиславича. По мнению ряда исследователей, можно думать, что появление этого титула связано именно с вмешательством отдельных князей в поставление киевских митрополитов, т. е. узурпацией ими прерогатив византийского императора (Vodoff V. Remarques sur la valeur du term «tsar» appliqué aux princes Russes avant le milleu du XVe siecle // Oxford Slavonic Papers. New Series. 1978. Vol. 11. P. 38; Толочко А. П. Князь в Древней Руси: власть, собственность, идеология. Киев, 1992. С. 135–138). В отношении Ярослава это предположение выглядит весьма правдоподобным.
8 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 160; Т. 2. Стб. 149.
9 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 240.
10 См. прим. 112 к гл. 10.
11 См.: Сказания о начале славянской письменности. С. 78, 90 (Житие св. Константина), 117–119 (коммент. Б. Н. Флори); Лавров П. А. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. Л., 1930. С. 148–153 («Слово на перенесение мощей»); Он же. Жития херсонских святых в греко-славянской письменности. М., 1911 (Памятники христианского Херсонеса. Вып. 2). С. 108, 126 (Проложное сказание). Об этом же рассказывается в письме лично знавшего Константина Философа римского прелата Анастасия Библиотекаря к Гаудериху, епископу Веллетрийскому (Ягич И. В. Вновь найденное свидетельство о деятельности Константина Философа, первоучителя славян св. Кирилла // Записки Имп. Академии наук. Т. 72. Кн. 1. Прилож. 6. СПб., 1893. С. 5–12) и в так называемой «Итальянской легенде» — переработке XII в. сочинения епископа Гаудериха об обретении и перенесении в Рим мощей св. Климента (Житие и перенесение мощей св. Климента / Изд. А. Е. Викторов // Кирилло-Мефодиевский сборник, изд. М. П. Погодиным. М., 1865. С. 327–341).